Он победил, почти победил, если быть совсем уж точным. Настало время раздать всем сестрам по серьгам и пацанам по мозгам.
Ну, что там? спросил он у помощника, неподвижно застывшего в ожидании,
когда хозяин обратит на него внимание.
Семен Черник, словно нажали кнопку «пуск», ровным бесстрастным голосом начал докладывать. За десять лет, что он работал с Казаренко, Петр Сергеевич ни разу не видел помощника взволнованным, словно у него совсем не было нервов.
Короткий доклад Петр Сергеевич выслушал внимательно, не перебивая, изредка по давней привычке пощипывая мочку правого уха.
Скверные новости задумчиво протянул он, когда Черник закончил говорить и опять неподвижно застыл, будто его выключили. Очень скверные И как, по-вашему, дорогой мой Семен Данилович, я могу это прокомментировать, а? Будь на моем месте человек менее откровенный, он сказал бы, что вы потерпели фиаско. Я же, как вы знаете, привык сразу расставлять все точки над «и»
Он помолчал. Молчал и Черник, зная, что сейчас от него слов не ждут.
Обосрались вы, Семен Данилович, жестко сказал Петр Сергеевич. Вместе со своей хваленой службой обосрались. Такого я от вас, право же, никак не ожидал. Вы ведь утверждали, что документы «Прозрачности» у вас разве что не на туалетном столике лежат стопочкой, а? Что вы теперь намерены предпринять, чтобы исправить положение?
Черник начал говорить. Петр Сергеевич не перебивал.
Ну хоть что-то, удовлетворенно кивнул он. То, что они не нашли ничего, это хорошо. А что девку замочили Ну да что с них взять, бандюками были, бандюками и сдохнут. Плохо, что теперь полиция будет под ногами путаться С борзописца этого глаз не спускать и пылинки сдувать. На него сейчас единственная надежда. Петр Казаренко недобро прищурился. Ваша надежда, Семен Данилович Так что копайте, землю ройте хоть носом, хоть членом.
Смотрите сами, чем вам удобнее
Все сделаем, Петр Сергеевич.
Будем надеяться, будем надеяться
Лимузин подъехал к особняку, совсем недавно принадлежавшему оскароносному голливудскому актеру, и тяжелые кованые ворота отгородили его от любопытных глаз.
Нет, Явно, ты видел?! Пик, сучий потрох! Он все-таки трахнул эту американскую девку с мечом и весами. Купил, как шлюху на Крещатике, и трахнул!
Сидящий рядом в кресле Явно отхлебнул из своей кружки и философски заметил:
Ну так что с нее взять, у нее ж глаза завязаны.
А по херу метель! Зато руки у меня теперь развязаны! Никуда этот козел от меня больше не спрячется.
Часть первая ЗА БУГРОМ И ДОМА
Глава 1
Именно обретения, потому что в почтовом ящике, как правило, его дожидались конверты, в которых приятно прощупывались чеки из различных редакций. Случались, конечно, исключения, но, будучи человеком вполне философского склада, Денис безропотно принимал удары судьбы в виде требований
к оплате или, попросту, счетов. За десять лет американской жизни он привык стоически переносить эти удары и платить по счетам за газ, воду и электричество, счетам по кредитным карточкам и банковским счетам на выплату процентов за квартиру, которую всегда называл именно «квартирой», а не «кондоминиумом».
Ну не нравилось ему это слово «кондоминиум», хоть тресни. Было в нем какое-то родство с «кондомом», хотя, если провести соответствующий анализ, вполне можно выстроить ассоциативную цепочку от «кондома» до «мой-дом моя-крепость».
Сенатор Боб Дженкинс, давний знакомец Дениса и большой любитель «Столичной», название которой он сокращал до привычного его уху «столи», хохотал до слез, когда услышал, что кондомы в России именуют презервативами. Денис не понимал причины веселья, пока сенатор сквозь смех не пояснил: «Так чего там сохранять-то?»
И правда, подумал Денис preservation на английском означает сохранение, консервирование
Сегодня, в середине месяца, исследование содержимого почтового ящика не грозило неприятными сюрпризами. Денис вынул из кармана куртки связку ключей на брелоке с крохотным «кейблкаром». Увидев этот допотопный трамвайчик в первые же дни в Сан-Франциско, Денис сказал вслух: «А у нас такие уже не водятся». Сказал не кому-то, а просто в воздух. Вокруг сновали, глазели, жевали, ходили черт знает в чем и много еще непонятного делали, говоря при этом на совершенно варварском английском, сплошные американцы самых разных расцветок и разрезов глаз. Сказал самому себе и добавил: «Приехали».
Осторожно, словно азартный игрок, боящийся спугнуть карту, Денис отыскал маленький ключик и открыл дверцу. Конвертов было около десятка. Как минимум в шести из них предполагались чеки. Он сразу выбросил в урну кучу рекламной макулатуры и зашел в мягко опустившийся и бесшумно раскрывший двери лифт.
Первым делом, войдя в квартиру, Денис Гребски быстренько вскрыл конверты.
«Русский дом» 120 долларов «Сан-Франциско кроникл» 260 «Горизонт» соточка, тоже неплохо «Бостон ньюс» «Русский город» «Семь дней» «Сакраменто таймс»
Вполне сносно, пробормотал Денис. Пустые конверты отправились в огромную плетеную корзину, стоящую в прихожей как раз для таких вот случаев.
Денис Гребски не был ни скаредным, ни алчным. К деньгам он относился с уважением, прекрасно сознавая, что они являются средством для удовлетворения потребностей, но никак не целью, а потому идола из «зеленых» не делал. В нем силен был инстинкт ловца, охотника, мужчины-добытчика, мужчины-первооткрывателя, но достигнув цели, он тут же терял к ней интерес. Все сказанное в равной степени относилось и к увлекательному процессу добывания денег, и к не менее увлекательным отношениям с женщинами