Вполуха слушая женскую болтовню, Гриша оценивал ситуацию: «Здесь, наверное, нельзя жить, но вполне можно перекантоваться месяц-другой. А за это время хоть что-то прояснится в Москве. И я буду просто свидетелем, а не как сейчас подозреваемым, чье место в следственном изоляторе».
А я люблю, продолжала Света, и Саня мой любит. Здесь края красивые. У нас и дом, и сад, и скотина, и свежий воздух, и работа своя, на себя, а не на дядю чужого У кого из молодых такое есть? Я почтальоном работаю и Сане помогаю. У нас бычки на аренде. Пока только двадцать пять. В этом году первый раз будем мясо сдавать. Посмотрим Не должны вроде внакладе остаться. Ну, что еще рассказать?
Все вроде ясно, поскучнев, вяло ответила Вера. Глянула на Гришу, его разморило от сытости.
Пришел Василий Иванович с ключами от пустующего дома. Потом они таскали перины, пуховики, подушки, лоскутное постельное белье с тщательно, на руках, заделанными швами.
Гриша сам стелил деревенскую постель на высокой самодельной кровати. Света затопила печку. Сразу стало уютнее, обжитее.
Шторки поищу, может, завтра принесу, пообещала она. Но все равно тут с улицы не видно, зелени-то, гляньте, никаких штор не надо. Зимой, конечно, похуже, поскучнее, но тоже хорошо. Как завалит снегом тишина На другой планете будто.
Заснул Гриша быстро и крепко.
Вера осторожно вылезла из-под одеяла, тихо спустилась с кровати. Стараясь бесшумно двигаться, оделась. Вышла в сад. Вечерело. А позвонить, наверное, можно из сельсовета или как там называется эта изба «Мы кузнецы и дух наш молод». Вас вызывают «Кузнецы», отец будет долго смеяться
Линия у нас новая, сейчас соединимся, подмигнул Вере Торопов, когда она объяснила про крайнюю нужду связаться с Москвой, с отчим домом, в котором ждут не дождутся весточки, ведь впервые отпустили от себя дочку. Когда хотела, Вера могла изобразить
и паиньку, никто б не распознал подделки.
Я первым делом, как деревня оживать начала, добился, чтоб нас с миром не разлучали пояснил Торопов, и через двадцать минут Вера услышала голос телефонистки:
Говорите Ваш номер, Москва
28
Ровно в два ворота раскрылись, но казалось, что автосервисный пункт безлюден.
Сиволодский, миновав ворота, увидел большой ангар с подиумом и ямой все как положено. На подиуме стоял «Жигуленок», точнее, каркас «Жигуленка». Из ямы виднелась светловолосая коротко стриженая голова.
Здравствуйте, сказал Сиволодский громко, я от Чернова Саши А вы, наверное и Сиволодский словно запамятовал, к кому же следует обратиться.
Да, да, Ян Я Ян, у меня редкое имя, отозвался блондин. Он пружинисто выпрыгнул, схватившись за крыло машины, и Сиволодский на секунду остолбенел это же он, «мальчик в белом». Только вместо белых джинсов, голубой рубашки и белой кожаной куртки на нем был темно-синий джинсовый комбинезон с фирменным знаком «Фиата» на нагрудном кармане.
Ну что, где ваш кобыздох? проговорил Ян. Что с мим? Давно Чернов вас направил?
На той неделе. Но выходные, то, се стараясь держать себя в руках, отвечал Сиволодский, понимая его проверяют. Не мог же вчера или сегодня он видеться с Черновым, если Чернова нет в Москве, о чем здесь вполне может быть известно.
Ну ладно, Ян достал из нагрудного кармана чистую тряпку, принялся старательно вытирать руки, загоняйте
«Хорошо, решил Сиволодский, будь по-твоему».
Этот тип «парень в белом», прошептал капитан своей группе. Его надо брать.
Оперативник уступил Сиволодскому место за рулем, два других, что сидели сзади, легли на пол машины, укрылись мешковиной.
Походкой от бедра, эдак небрежно, Ян подошел к «Волге»,
Новая? За сколько взял? Ладно, слезай Сам загоню ее на яму, вторая у нас за домом.
Сиволодский открыл дверцу, Ян сел к рулю, поставил ногу на педаль, протянул руку к ключу зажигания. И в этот миг сильные руки перехватили его запястья, опрокинули назад, приподняли. И не успел он опомниться, как на руках оказались наручники.
Ян дернулся.
Тихо! Не двигайся! приказал Сиволодский.
Там Я ее только что кормил, проговорил Ян, поводя безумными голубыми глазами. Только сейчас Сиволодский понял, отчего Лена Фролова сравнила их с глазами дикого кота.
Где девочка? Вы говорите о девочке? Кто еще в доме?
Ян уронил голову и почти неслышно прошептал:
Она одна. Я сам покажу, где. Она вас испугается.
Бравада и спесь быстро слетели с «мальчика в белом», едва он оказался в комнате с привинченной к полу табуреткой, за решетчатым окном и яркой настольной лампой, чей свет помогал следователю лучше видеть его лицо, а его, Яна Крынкина, заставлял щуриться и опускать глаза. Единственное, за что он цеплялся, это за то, что сам не принимал участия в злодеяниях. Да, Лену Фролову он пугал, но только пугал А отца не убивал, нет Девочку ему привезли, но он не знает этих ребят, они привезли ее и продукты, сказали, чтоб обращался хорошо, кормил, и тут же уехали.
И так, может быть, он пел бы до бесконечности, если бы Левченко на следующий день не ввела еще одного задержанного бармена из пиццерии «Тоскана» Валерия Демкина.
Они мгновенно узнали друг друга, спектаклей не устраивали.