Вот вам бумага, вздохнул Быков, пишите, а я выйду ненадолго.
Информация, которую ждал Быков, обескуражила его. Чернов и Воздвиженский мирно гуляли по Цветному бульвару, потом обедали в кафе на Кропоткинской. Расплачивался Чернов. Несколько раз Чернов куда-то звонил из автомата. Сейчас Чернов и Воздвиженский находятся в кооперативе «Здоровье» цель их визита проясняется.
Что они задумали? спросил Быков дежурного офицера. Зачем Воздвиженский предпринял странный обходной маневр?
Дежурный офицер улыбнулся и пожал плечами.
Оставшись один, Быков пытался понять, кто с кем, кто против кого и почему в этом странном сообществе под названием «Эллада».
Позвонила майор Левченко:
Учитель математики Максимов никогда не работал в других школах. Чернов в сто двадцать второй не учился. Они не знакомы. Я допросила Максимова, завтра утром он будет у вас, повестку я вручила. Веры Максимовны Гурьевой нет ни дома, ни у родителей. Участковый побежал разыскивать ее отца. Я хочу допросить ее мать.
Подожди. Поезжай домой, Валя, десятый час
22
На кухонном столе стояла пустая коньячная бутылка и фужер. Вера бросила бутылку в ведро, фужер вымыла и уже хотела поставить его в сервант, как услышала из комнаты голос отца:
Это ты? Где ты шляешься? Почему не на работе?
Добрый вечер, папа. Я на больничном.
А где ночуешь? У сожителя?
Вера обиделась. В конце концов они тянут с регистрацией только из-за упрямства отца, ему, видите ли, кажется, что Гриша не достиг потолка, когда можно жениться.
Если угодно, холодно ответила она, у своего гражданского мужа, и тут только подумала, отчего на кухне оказался один фужер. Покупая эту квартиру дочери, Максим Максимович
оговорил для себя право встречаться здесь со своими деловыми партнерами. Естественно, не каждого повезешь в хоромы, которые он сотворил для себя и матери. Вера сама старалась бывать там пореже. Уходила, задавленная сознанием, что бьющая в глаза роскошь в один страшный момент может нет, есть вещи, о которых лучше не думать.
А мы все в гражданском браке нынче состоим, с едким смешком проговорил отец. Кто теперь венчан? Так что не может быть товарищ Горохов твоим гражданским мужем, в мэрию вы не ходили Сожитель он тебе. Вот о нем я и хочу с тобой поговорить.
В чем дело? Вера испугалась. Ведь бюллетень, если честно, она взяла после встречи с милиционершей в школьной канцелярии. И была, очевидно, права, потому что милиционерша развила ужасную активность спрашивала у всех подряд про кооператив «Эллада».
Меня вызывают в КГБ, тьфу, чтоб не накаркать, в МВД, поправился Максим Максимович. И организовал мне эту радость твой миленок. Наследил Гришенька там, где не следовало. Дурак, любое дело надо с умом делать, а не на хапок. Говорил ему, сначала инсценировка, потом доказательства Но это тебя не касается. Короче говоря, голубка, ты с ним прощайся. Придется Гришке платить сполна.
Сколько? сурово спросила Вера. Она плохо понимала отца и думала, что он, должно быть, изрядно пьян, несет, что в голову лезет, но какой-то смысл в его речах есть.
Максим Максимович желчно рассмеялся:
Сколько? Побежишь бриллиантики в ломбард закладывать? Не поможет. У Гришкиного долга денежного выражения нет. Но если ты хочешь ему помочь, скажи только одно: «Беги, родимый, не то пришьют тебя, чтобы помочь милиции дело закрыть. Пришьют, убийство Ламко на тебя повесят, потому что получается так по-дурацки, выпутываясь, ты, милок, запутался».
Папа, какая чушь! Ты пьян!
Нет, детка, я встревожен вдруг совсем иным тоном проговорил Максим Максимович, и у Веры сжалось сердце. Иди, сядь рядом, а то стоишь там, как чужая. А ближе тебя у меня и нет-то никого. Да разве я так когда-нибудь поговорю с мамой? Она со страху еще и разведется на старости лет. А ты ты умница.
Вера растроганно тронула отцовскую руку, села рядом, зажгла бра над тахтой, но страх подозрений держал ее в напряжении. Отец поник головой. Рисовался он при этом или нет, Веру не занимало.
Я ничем не могу помочь твоему Горохову. А мне сейчас никак нельзя в передрягу. Поэтому пусть он лучше бежит, хочешь, беги вместе с ним, но обязательно сообщи мне, где вы прячетесь. Надо выиграть время, детка. Видишь ли, у нас ведь существует соглашение, по которому преступника надо выдавать. Я должен уехать чистым.
Папа, я ничего не понимаю
Почему, Верунчик? Неужели не ясно тебе, что здесь мне больше делать нечего? голос отца был удивленным, а лицо странно отрешенным, взгляд отсутствующим.
«Неужели он решил рвануть? холодея, догадалась она, А как же мама? Как же я?»
Лапочка моя, ты увидишь сады СемирамидыЗдесь их еще долго будут строить, а жизнь коротка. Все, что я мог сделать здесь, я сделал деньги отмыты. Так что во имя чего мне еще тут, как они говорят, жить и работать? Деньги отмыты и даже переправлены. Они сделали глупость
Кто, папа?
Не перебивай, слушай, иначе вовсе ничего не поймешь У них не было выбора. И они придумали кооперативы, чтобы мы, которых они назвали деятелями теневой экономики, стали легалами. Ведь все равно мы правили бал. И они поняли: бороться бесполезно, проще пойти на сотрудничество. Худосочные соцпредприятия себя достаточно показали, разве нет, Верочка? Максим Максимович тоненько засмеялся, и от его смеха Вере стало очень страшно. Голос отца будто гипнотизировал, его слова парализовывали. Давно понимая, что стоит за тем, что имеет семья, Вера всегда чуралась открытых разговоров о том преступном, что окружало жизнь отца. Он любил бравировать, он бывал беспощадно циничен, как сейчас, словно никогда не боялся ни за себя, ни за близких, но они-то боялись за него, хоть и заставляли себя верить в его неуязвимость и суперосторожность.