Поговорив со всеми соучастниками, я пришел к неожиданному выводу. Все (за исключением старшей Прохоровой) симпатичные ребята. Мне рассказали, что сестра Воропаева попросила показать ей убийц брата. А они как раз рыдали в коридоре прокуратуры: один прощался с родными и женой, другой со своей девушкой. «Мне жалко их!» вырвалось у сестры.
И все же я внимательно всматривался во всех четверых: нет ли каких отклонений? Нормальные люди не отнимают жизнь у ближнего. Если следовать этой логике, то какое-то помешательство вполне имело место. Не психическое, так нравственное. Но вовсе
не обязательно это должно бросаться в глаза.
Страшны не лица. Страшно явление. Душегуб постоянно чувствует, что его боятся, привыкает к этому и в ситуации, требующей подтверждения такой «репутации», может снова убить. Либо в колонии, либо по отбытии срока.
По официальным данным, около 19 тысяч неразоблаченных убийц живут среди нас. Они уже преступили человеческую норму отвращение к убийству. 11 теперь им уже гораздо легче преступить вновь
ИХ ТРУДНОСТИ
Они перенесли тело Михаила в ванную и тут же поехали к нему на квартиру. Кому-то тяжело было оставаться. Кому-то очень хотелось развалиться на диване и смотреть видео, А может быть, всем было тяжело и всем хотелось видиков, принадлежащих теперь не убитому, а им.
Ольга разделила между ними поровну, как и договаривались, три тысячи пятьсот рублей. Наверное, только в эту минуту Олег и Ярослав по-настоящему ощутили дикое несоответствие между уничтоженной человеческой жизнью и полученной платой. Не исключено, что их даже потянуло на самокритичные философские размышления о человеческой ничтожности.
Убить, насколько я понял из их случая, тяжело. Для этого надо как следует взболтать в себе что-то такое, чего нет ни в одном звере. Но еще тяжелее возня с трупом.
Моральную подготовку к этому делу Олег прошел в армии. Другого солдата убило током. И ему, как молодому, велели разогнуть пострадавшему ноги. С тех пор Олег знал, что холодное тело можно сложить как угодно, нужно только размять суставы.
Тело легко вошло в коробку из-под стиральной машины, Говорят, Прохорова требовала: «Сожгите!» Ах, дилетанты! Даже если бы они рассчитали нервные силы и устроили бы сожжение, тут тоже могли бы возникнуть проблемы.
В угрозыске меня посвятили: для того, чтобы сжечь человеческое тело, нужно 24 кубометра дров. И соответственное количество времени, чтобы эти дрова сгорели. Но даже если сгорают кости, от них все равно остаются мельчайшие частицы.
Обычно не удается скрыть кровь на месте преступления. Им каким-то чудом удалось. Им повезло, что никто не видел, как Михаил вошел в дом тещи. Им повезло, что никто не видел, как они приехали той ночью в квартиру Михаила. Против них не было ни одной улики, ни одного свидетеля. Но они были обречены на разоблачение. И остро это предчувствовали.
НЕИЗБЕЖНАЯ ГРЫЗНЯ
То, что они сделали, совпало с тем, чего хотела ты? спросил я.
Да! Но как они докажут, что это я их подговорила?..
Она мне жизнь сломала, сказал об Ольге Олег. Я ее ненавижу. (Он не уточнил, за что именно. То ли за то, что уговорила, то ли за то, что призналась.) Если мне сохранят жизнь, рано или поздно она ответит за это.
Твой дружок Иванцов тоже считает, что ты ему жизнь сломал, сказал я.
Он сам себе сломал, жестко сказал Олег.
Никто не принуждал Ольгу делать признание. Никто не принуждал Олега указывать, где лежит топор. Никто не принуждал Ярослава показывать, где лежат вещи убитого.
Ольга призналась и заплакала. Олег написал признание и заплакал. Плакал и Ярослав. Не выдержал каждый. Теперь каждый видит причину в других. До чего же это старо и скучно!
До преступления все вместе. После преступления все врозь
Всегда так было. Всегда так будет, сказала Ольга.
ЧЕМ БЫЛ ДЛЯ МАТЕРИ РЕБЕНОК?
Когда ее мать тоже во всем призналась, ее оставили на свободе. Из-за ребенка. Потом приехала сестра Воропаева
и сказала, что заберет мальчика к себе. Старшая Прохорова была взята под стражу. А младшая, то есть Ольга, отказалась сотрудничать со следователем до тех пор, пока ребенок не будет возвращен в Чебоксары. «Пусть отдают его до моего возвращения в детский дом. Если она не отдаст сына, так и напишите, когда я выйду убью ее!»
Это был, может быть, единственный момент, когда Ольга сорвалась, вышла из образа. На другой день я снова осторожно подвел ее к этой теме. И она сказала: «Квартира Воропаева мне не нужна. В ней будет жить мой сын. Все вещи тоже будут принадлежать только ему».
Вещи будут там, где будет сын Не потому ли, на твой взгляд, лучше детский дом?
Ольга молчала. И мне пришлось спросить:
Ты очень боишься потерять мальчика?
Да, в нем будут воспитывать ненависть ко мне.
А ты? Какое отношение к отцу воспитала бы ты, если бы преступление осталось нераскрытым? Как отвечала бы на вопросы сына: где мой папа? куда он девался?
Ольга озадаченно молчала. Похоже, она не ставила перед собой таких вопросов. И здесь я понял, что ее отношение к ребенку является ключом к ее психологии. Человек, замысливший такое злодейство, не мог не понимать, что, может быть, придется ответить своей жизнью или, как минимум, значительным ее отрезком. Что ребенок будет не просто страдать, но будет морально изуродован той правдой, которая рано или поздно неизбежно откроется. Если же человек (в данном случае родная мать) шел на это, значит, он использовал ребенка как средство для достижения своих целей, а значит, свершил преступление не только против ненавистного сожителя, но и против любимого ребенка.