Что может сделать человек со связанными руками против грубого физического насилия? Но этот сравнительно маленький и смешной вопрос об обязательном снимании шапки о, это совсем другое дело! Тут я не пассивно, а уже активно унижаюсь, из шкурного страха, я сам, собственной рукой делаю то, что мне в высшей степени неприятно делать»
Итак, тюремщиков раздражали гордецы и строптивцы. И они не придумали ничего лучше, как основательно прижать всех. Вероятно, у них были на то свои основания, потому что гордецом (один реже, другой чаще) показывал себя едва ли не каждый.
Теперь недовольными были не единицы, а вся арестантская масса, которой потребовались другие лидеры. Староста с его психологией «нашим вашим» тут уже не годился.
«Тропин (один из арестантов. В. Е.) был софист по натуре, но софист совсем в другом роде, софист-мучитель, находивший величайшее наслаждение в возможности терзать чью-нибудь душу, мочалить чьи-либо нервы, наконец, кощунствовать и издеваться над признанной всеми святыней. Отчаянный болтунище, он по целым вечерам ораторствовал, например, на тему о том, что честность вздор и одно лицемерие, что и все те, кто ее проповедует, если не тупоумные дураки, вроде крестьян, то в глубине души первостатейные подлецы и негодяи Прочитав когда-то какой-то роман из жизни иезуитов, Тропин пропагандировал теперь устройство такого мошеннического ордена, который покрыл бы своей сетью всю Россию и стал бы неодолимой силой».
Такие, как Тропин, значительно возвысились над окружающей массой. Ну, а дальше сказала свое слово человеческая природа. Они закрепили свое элитарное положение путем введения в свод неписаных арестантских законов таких правил и принципов, которые ставили бы их в полную независимость как от администрации, так и от «массы». Если раньше староста избирался всеобщим голосованием, то теперь теневой «хозяин зоны» стал избираться самой элитой.
Могут быть и другие объяснения.
Достоевский, например, довольно часто упоминает о «системе насильных работ», об отвращении к подневольному труду. Но в те времена тяжесть работ и степень отвращения к ним были еще очень далеки от своей высшей стадии. В остроге арестанты превращались в сапожников, башмачников, портных, столяров, слесарей, резчиков и даже золотильщиков.
Работа для себя снимала раздражение, которое вызывали «насильные работы». К тому же острожники могли продать свой труд за деньги, получая заказы из города. «Весь смысл слова «арестант» означает человек без воли, а, тратя деньги, он поступает уже по своей воле», писал Ф. М. Достоевский. И, словно предчувствуя «усиление строгостей», пророчествовал: «Опять-таки повторяю, что, если б арестанты лишены были всякой возможности иметь свои деньги, они или сходили бы с ума или пустились бы в неслыханные злодейства».
В остроге администрация
почти не вмешивалась в жизнь арестантов. При этом не было никакого иерархического деления. Ни одна группа не навязывала острогу свою власть. «Против внутренних уставов и принятых обычаев острога никто не смел восставать, пишет Достоевский, все подчинялись. Приходили в острог такие, которые уже слишком зарвались. Но у нас их тотчас осаживали»
Иногда в характеристиках арестантов мелькают черты будущих «воров в законе». «Он любит самое отвращение, которое возбуждает в других Точно, перескочив раз через заветную для него черту, он уже начинает любоваться на то, что нет для него больше ничего святого»
«Человек есть существо, ко всему привыкающее». философски заключает Достоевский, однако потом делает оговорку: «Арестант послушен и покорен до известной степени, но есть крайность, которую не надо переходить». Кому? Ну, конечно, тем, в чьей власти пребывают арестанты. Тем, кто и в те времена был не прочь сказать о себе: «Я здесь царь и Бог». Писатель дал прекрасные портреты острожников, ценою жизни не позволявших унижать их человеческое достоинство. И в этих словесных портретах можно узнать черты редких в наши дни «ВЗ», называемых «правильными».
«В остроге все так исподлилось, что шпионство и доносы процветали» читаем мы дальше у Достоевского. Это не могло длиться бесконечно. Рано или поздно должно было появиться наказание за то, что сегодня мы называем стукачеством. И кто-то должен был взять на себя роль вершителя наказаний.
Ну и последнее. Элита преступной среды не могла возникнуть без участия заключенных с психологией прислужников, слуг, рабов, «шестерок» этой особой человеческой породы, выращенной обществом, где человеческая личность никогда не знала настоящей свободы и достоинства.
Работники тюрем и колоний объясняют возникновение ордена стремлением одной части заключенных возвыситься над другой и паразитировать за ее счет. Персонал здесь как бы ни при чем. Вероятнее всего, процесс был двусторонним. С одной стороны, орден зарождался как выразитель интересов заключенных в борьбе с администрацией. С другой стороны, администрация поощряла создание ордена, так как нуждалась в том, чтобы внутри колоний, которых становилось в десятки раз больше, царил хоть какой-то порядок и шло бесперебойное использование дешевой рабочей силы.