Время жнецов
Пролог
В синих вагонах, соответствующих первому классу, передвигались исключительно особы высшего сословия: родовитая знать, высокие императорские чиновники, да и просто очень богатые люди из именитых, ценящие время и дорожный комфорт. Цена такого удовольствия составляла двадцать три рубля в один конец. А вот в третьем классе не каждый пассажир мог похвастать годовым доходом в сто рублей.
В желтобоких вагонах второго класса коротали дорожное время господа статусом поменьше и родом помельче: разбогатевшие купцы незнатного происхождения, крупные подрядчики, обедневшее дворянство в самом деле, не в третьем же классе им трястись, иностранные специалисты и состоятельные иностранцы-путешественники. Во втором классе поездка в один конец стоила уже тринадцать рублей восемьдесят копеек.
В зелёных вагонах третьего класса в путь отправлялась вся остальная Россия: малоимущая интеллигенция, заводские рабочие и мастера, мелкие лавочники, коммивояжёры различных мастей, крестьянство и земское духовенство. Благодаря своему габариту вагон третьего класса способен был увезти много пассажиров за весьма умеренную плату девять рублей двадцать копеек, а снизить ее представлялось возможным только за счет увеличения числа мест в самом вагоне. Лавки или полки у него жесткие, без обивки никакого намёка на комфорт. Курили в вагоне напропалую, а кое-где матово поблёскивали бутыли с самогоном на всю дорогу в тысячу шестьдесят четыре версты хватит. Говорили все разом, щедро наделяли совместной трапезой. В тесноте, да не в обиде холодным или голодным не будешь.
Издалека вагоны первого и второго класса отличались лишь цветом, а вот вблизи их отделка смотрелась одинаково богато. Рамы окон и двери делались из красного дерева. В самих вагонах стены отделывались под дуб или ясень, обивка диванов смотрелась необыкновенно красочно и декоративно, рукоятки и ручки сверкали начищенной медью, латунью или бронзой. А вагонные проводники своей вышколенной учтивостью больше походили на швейцаров лучших столичных заведений, только ливреи на них были другого фасона и цвета.
Мимо состава непринуждённо проплывали изумительные пейзажи запада Российской Империи, вызывая восхищенное умиление у одних и зависть у других пассажиров поезда. Состав неудержимо двигался на восток, а лучи весеннего солнца, проникая через оконные стёкла, дарили людям, запертым в ограниченном пространстве вагонов, бодрую радость дня и надежду на счастливое окончание поездки. В одном из купе вагона второго класса путешествовала пара совершенно разных мужчин долгая совместная дорога иногда сводит тех, кто вне поезда никак бы не мог встретиться и провести большой промежуток времени вместе, находясь на крепкой и неподвижной земле.
Один, среднего возраста с румяным округлым лицом и залысинами на коротковолосой голове, напоминал крупного заводчика. Об этом говорил костюм синего цвета из тонкого сукна, котелок на английский манер, галстук с золотой заколкой под двойным подбородком, золотая цепь часов, покоившихся в кармашке жилета. Портрет пассажира завершали вислые седоватые усы. В настенной сетке с его стороны располагался внушительный багаж большой кожаный чемодан от «Louis Vuitton», хотя для таких вещей существовал багажный вагон, и дорожная сумка от «John Lobb», а на
окорок, солёные огурчики и грибы, приправленные луком, копчёная стерлядь и варёная картошка, а центральное место занял хлебный каравай. Мелькали ножи и вилки, и теперь уже непонятно стало кто кого угощал-потчевал. От выпитого и съеденного обоим стала жарко, и попутчики разделись до рубах и избавились от галстуков, точнее, сделал это лишь заводчик, уже не так пристально приглядывающийся к собеседнику. Больше всех говорил сам Глеб Валерьянович, упоминал о семье, сыновьях-приемниках, перспективах своего дела, планах на будущее, о скорой свадьбе старшего сына Алексея. Говорил по-простому, уже без выспренных речей и таких же обращений к собеседнику.
Инженер слушал внимательно, соглашаясь кивал, и раз за разом подливал из фляги в стакан заводчика, потому тот быстро хмелел, но, налегая на закуску, так же быстро приходил в себя. В отличии от попутчика, инженер оставался трезв, и, когда коньяк закончился, предложил заводчику освежиться крепким чаем, за которым сам вызвался сходить. Хотя для вызова проводника в купе находился шнурок колокольчика, прикреплённого над дверью снаружи. Однако, после чая глаза заводчика наоборот стали слипаться, и вскоре Глеб Валерьянович погрузился в глубокий сон, временами коротко похрапывая.
На следующий день заводчик проснулся с головной болью и тошнотой, но списал всё это на похмелье. А размеренная поездная жизнь шла своим чередом: попутчики читали газеты, обсуждая прочитанное, рассуждали о политике, завтракали, обедали и ужинали в вокзальных ресторанах и ресторанчиках во время остановок. После приёма пищи Адам Францевич курил, стоя на перроне. Он элегантным движением доставал дорогой серебряный портсигар с одноглавым орлом на крышке и драгоценным камешком вместо орлиного глаза, а потом ловко одним движением заправлял папиросу в мундштук, отделанный янтарём. Никто не обращал на курящего пассажира внимание многие вокруг курили, но его взгляд всегда был направлен на толпу людей, покидающих вагоны или стремящихся к ним. А вот, когда к Адаму Францевичу приближался наряд дорожной полиции, дежуривший на привокзальной территории, инженер медленно и аккуратно отворачивался.