Владимир ЧЕРКАСОВ-ГЕОРГИЕВСКИЙ ОРЛОВСКИЙ и ВЧК
АГЕНТЫ, ИНОСТРАНЦЫ, НАЛЁТЧИКИ
Глава первая
На случайное здесь место встречи Мотель вызвал Орловского запиской ему на службу через посыльного беспризорника. Резидент, законспирировано трудившийся в Комиссариате юстиции на высоком советском посту, по этому отчаянному способу связи понял, что один из его лучших агентов находится на грани гибели.
Немудрено в отместку за летние убийства в Петрограде комиссара по делам печати, агитации и пропаганды Володарского, председателя ПетроЧеКи Урицкого и ранение в Москве Ленина Совнарком 5 сентября 1918 года издал декрет о красном терроре.
Хозяин Петрограда Зиновьев заявил: «Вы, буржуазия, убиваете отдельных личностей, а мы убиваем целые классы». Декрет дал ВЧК право арестовывать, заключать в концлагерь и расстреливать всех «прикосновенных к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам».
Как в кровавой сумятице до сих пор уцелел Самуил Ефимович Мотель, принадлежавший к левому крылу эсеровской партии, бывший председатель следственной комиссии при петроградской тюрьме «Кресты»? Прайда, он исчез во время июльского мятежа левых эсеров, и после его подавления не давал о себе знать Орловскому, известному ему под комиссарским именем Бронислав Иванович Орлинский.
Предполагая, что Могель в панике почти наверняка ведет за собой «хвост», Орловский на встречу с ним загримировался и переоделся в енотовую шубу вместо обычной шинели, надвинул до бровей бобровую боярку, хотя обычно в холода обходился офицерской папахой.
Резидент, которого в почти неосвещенном, выстуженном подъезде жарко грел мех, сочувственно рассматривал Мотеля, когда-то толстяка, обладателя смоляной шапки волос, едва ли не проволочной на вид столь массивно и блестяще она короновала пышущего здоровьем великана. Теперь его шевелюра свалявшимися клоками торчала из-под нелепого треуха. Похудевший Самуил Ефимович словно и ростом сдал, или так казалось, потому что согнулись плечи в ветхом пальто, по-бабьи обмотанные под воротник рваной шалью.
От ледяного ветерка из разбитого окна агент ежился и натужно кашлял. Он суматошно зажимал рот рукавицей, чтобы не раскатилось по гулкому парадному, в полумраке которого выступы в основном наглухо запертых, заколоченных дверей чудились поставленными на попа гробами.
Где же вы бедовали, Самуил Ефимович? осведомился Орловский, дымя даром дыхания из заиндевелой бороды, которую наклеил с усищами для неузнаваемости почти до глаз поверх своих бородки и усов.
Большей частью в Москве.
Почему?
Могель, утерев мокрый нос непонятно откуда попавшей к нему ямщицкой рукавицей, повел покрасневшими выпуклыми глазами и величественно бросил:
ЦК нашему помогал, ведь в июле нам удалось захватить здание ЧеКи на Лубянке и арестовать Дзержинского.
Орловский порадовался, что почти не видно их лиц: он, не сдержавшись, улыбнулся. Появившийся в Петрограде сразу после Февральской революции из ныо-йоркской эмиграции, Могель ни тогда, ни после, включая октябрьский переворот, не ввязывался ни в какие боевые переделки. Никогда он не держал в руках иное оружие, нежели перо и пачки денег, за которые наладил подпольное освобождение платежеспособных арестантов из «Крестов» и был готов на все.
Отчего же вернулись сюда, где многие отлично знают ваше левоэсеровское прошлое? - спросил Орловский.
Могель откашлялся и будто сплюнул:
В Москве еще более опасным людям понадобился, ведь моя настоящая фамилия Ванберг! Дело о покупке английской валюты помните?
Что-о? Так по нему вас должны на расправу искать десятка полтора человек.
Бывший судебный следователь по особо важным делам Его Императорского Величества, статский советник Орловский с легкостью вспомнил то нашумевшее дело. Временное правительство ограничило свободную покупку иностранной валюты операции надлежало производить через кредитную канцелярию. Провинциальным предпринимателям по подобным мелочам некогда было ездить в Петроград и нашлись дельцы, взявшие на себя такие поручения. Особенно энергичным среди них стал некий Ванберг, которому доверители однажды вручили более восьми миллионов рублей. Каждому из тех фабрикантов и заводчиков он выдал расписку в приеме денег для покупки валюты, подписанную директором канцелярии.
На этот раз валюту Ванберг долго не передавал, и некоторые его доверители поехали в Петроград. В кредитной канцелярии они вдруг узнали, что тот сюда никаких денег на покупку фунтов стерлингов не представлял, а выданные им расписки подложны! Ванберга привлекли к судебной ответственности по обвинению в мошенничествах и подлогах, а пятнадцать потерпевших стали гражданскими истцами, но во время следствия произошел октябрьский переворот.
Могель-Ванберг уныло взглянул на Орловского-Орлинского и кивнул.
Именно столько было тех людей, Бронислав Иванович, НО теперь расправятся И С НИМИ. Пятнадцать бывших истцов привлечены следственной комиссией при Московском революционном трибунале в качестве обвиняемых в спекуляции той самой английской валютой.
Сплошной абсурд! Но как теперь выяснились эти обстоятельства?
Из-за большевистского переворота мой следователь скрылся, и дело пропало, а я превратился в эсера Мотеля.