оставлять Эдгара в его нынешнем состоянии единственным ответственным за закон в Клэршеме.
Я ценю вашу готовность помочь, Агнес, и постараюсь не отнять у вас много времени. Клерк заглянул в свои записи. Я знаю, что мои вопросы могут причинить вам боль, поэтому заранее прошу прощения.
Боль не смерть.
Барлинг молча пропустил эту замечание:
Агнес, вы можете описать свои взаимоотношения с покойным отцом, Джеффри Смитом?
С папой? Она озадаченно подняла брови. Любила я его. Очень сильно любила.
Вы с ним когда-нибудь спорили?
Конечно. Женщина пожала плечами и добавила как само собой разумеющееся: Я со всеми спорю.
А насколько серьезными были ваши споры с отцом? спросил Барлинг.
Я любила отца. Он любил меня. Агнес твердо кивнула. Ее глаза заблестели, но на щеки не упало ни одной слезинки. Но он очень злил меня, заставляя выйти за Бартоломью. А я хотела выйти только за Томаса и никого другого.
Не за Саймона Кадбека?
Откуда вы?.. Она гневно воззрилась на клерка. Нет. Не за Саймона.
Но ранее вы были близки с Кадбеком.
Увлечение Она пожала плечами, вновь уводя взгляд. Ничего больше. Слухами земля полнится, да?
Барлинг не ответил, сделав вместо этого еще одну запись. Либо Агнес лгала, либо неправду сказала Хильда Фолкс.
Давайте вернемся к вашему отцу и его несогласию на ваш брак с Томасом Дином. Скажите, а до этого он когда-нибудь запрещал вам что-нибудь?
Ответом был удивленный взгляд.
А с чего это ему запрещать? Мы с отцом всегда одного и того же хотели.
Теперь пришла пора Барлинга недоумевать:
Как это?
Мама умерла, когда меня рожала, вот я и привыкла быть для папы единственным близким человеком. Да мне это и нравилось. Мужчинам вообще лучше живется. Женщинам приходится делать то, что им велят, волосы там прикрывать, глаза держать долу, помалкивать. Но только не мне хотя тут уж сами женщины без конца твердили, что я не то делаю. А папа не возражал. Гордился всегда мною. Показывал, как что в кузне делать. Мне там ужасно нравилось.
Лицо Агнес просветлело при этом воспоминании, а дождь знай себе шумел за стенами залы.
Барлинг молчал, опасаясь напомнить ей про то, во что сейчас превратилась кузница со своими забрызганными кровью стенами.
Нравилось, повторила Агнес, мне там даже уютней было, чем дома. Как ни возьмусь вспоминать, все кажется, что на улице зима, но какой бы мороз снаружи ни стоял, сколько бы там льда со снегом ни намело, в кузне всегда тепло и уютно было. Папа специально для меня стул вырезал, и я на нем всегда подальше усаживалась. Смотрела, как он берет серое железо и докрасна его калит. А оно будто оживает. Потом со всей силы бьет молотом, и эта полоска во что-то новое начинает превращаться. В полезное что-то, красивое. Я тоже так научиться хотела. О большем и мечтать не могла. Она протяжно вздохнула. Коли такое дело делаешь, в жизни добродетель есть. И вдруг ее лицо мигом посуровело. Она добавила: Да только если тебе позволят. В детстве папа мне во всем потакал показывал, как молот держать, как то сделать да се. И ни разу не сказал, что мне нельзя будет этим заниматься, когда вырасту. Задурил мне голову. Думал, наверное, что это так игрушки, она упрямо выставила подбородок, но я-то к этому серьезней некуда относилась.
Не сомневаюсь.
А потом однажды сказал, что сама я никогда не смогу в кузнице по-настоящему работать разве что муж мой, а это ж, мол, почти то же самое. Я тогда несколько дней кряду бесилась, все никак успокоиться не могла. Папа не знал, как меня успокоить.
Барлинг натянуто улыбнулся, подумав, что Хильда Фолкс была права Джеффри Смит избаловал свою дочку. Родители самого клерка мигом пустили бы в ход палку, позволь он себе подобное поведение. Впрочем, он и не позволял.
Да только я ведь не из-за кузницы взбеленилась, а потому что он про мужа сказал. У папы была я, у меня папа, и я с самого детства знала, что больше нам и не нужно никого. Агнес вздохнула. Но стоило мне заневеститься, и все по-другому стало. Однажды папа просто взял и не разрешил мне инструмент взять. Вот так, за здорово живешь. Она нахмурилась. Сказал, что мне о будущем надо думать. Я еще сильнее взбрыкнула. Но на этот раз он даже не пытался меня обхаживать. Нет, мол, сказал, нет и нет. Нельзя мне в кузне работать. Теперь, мол, мне своим делом надо заниматься, женским, она помрачнела еще сильнее, замуж идти.
И все же вы покорились воле отца, так? Вас обручили с Тикером, упокой Господь его душу. Барлинг торжественно перекрестился.
Агнес уставилась на него:
Да меня тошнило от одной мысли,
что я лягу в постель с Бартоломью Тикером. Она осеклась и со вздохом провела рукой по лицу. Простите, не то говорю. Бедняга Бартоломью Он такого конца точно не заслужил. Но и замуж за него я не хотела. Губы Агнес сжались. Лучше б и не предлагал.
Но вы согласились.
Агнес ударила рукой по столу:
Отказалась я! Она наклонилась вперед. Отказалась, но папа и слышать не хотел. Сказал, что хорошая, мол, партия. Папа и боров этот, Эдгар. Это ж он дозволение дал. Тикер ведь не свободный был, а виллан. Но зато богатый. Потому они и твердили, что партия, мол, хорошая. Агнес снова выпрямилась. Но кто бы что ни говорил, этого никогда не случилось бы.