В комнате, куда нас привели, в противовес первой, присутствовали одни офицеры. Щеголеватый поручик с доброй улыбкой бывшего жандарма, которые бывшими не бывают, принял от авиатора бумагу и стал читать вслух.
Гхм, освободить и передать немедленно. Командир двенадцатого корпуса генерал лейтенант Черемисов В. А. Прошу прощения, господа. Но данное распоряжение я выполнить не могу, при всем моем желании и чрезвычайном почтении к командиру корпуса.
Позвольте узнать почему? глаза летчика сузились.
Видите ли, в связи с многочисленными случаями проявлений трусости, оставления боевых порядков и дезертирства, принято решение о ужесточении уголовного преследования за тягчайшие преступления, все, поименованные в этом списке особы были вчера приговорены, согласно свода военного уложения от 1869 года, статьи 137, 245, и 2451, книги двадцать два, указанные лица приговорены к смертной казни путем повешения, которая впоследствии была заменена прохождением службы в штрафной роте сроком на три месяца. Так как приговор военно-революционного суда окончательный и обжалованию не подлежит, то указанные осужденные вчера вечером в составе маршевой полуроты направлены по месту прохождения службы. Если у вас все, господа, то прошу вас освободить помещение, у нас скоро судебное заседание.
Авиатор, еле сдерживаясь, схватил бумаги и попытался выйти, но я заступил ему дорогу:
Одну минуту, командир. я вынул бумаги из руки командира авиаотряда и
Скажите, господин поручик, предъявленных вам документов достаточно, для освобождения осужденных?
Вопрос интересный, господа судейский снова принял у меня бумагу с резолюцией и завертел ее, рассматривая со всех сторон: С точки зрения обвинителя, я скажу, что этой бумаги совершенно недостаточно, а если вы спросите мое мнение, как у защитника подсудимых, то я с радостью заявляю, что данный документ совершенно достаточен для немедленного освобождения этих граждан.
Еще одну секунду вашего драгоценного времени где расквартирована штрафная рота?
А на этот вопрос я вам ответить не смогу, господа. Наша компетенция заканчивается с момента вынесения приговора. Дальше уже начинается ответственность караула.
Понятно, благодарю вас.
Выйдя из здания суда, где уже готовилось новое заседание на скамье подсудимых сидело несколько бородатых солдат в шинелях и фуражках, под конвоем таких-же бородатых солдат, только с винтовками, с примкнутыми штыками, мы с летчиком двинулись в обратный путь к зданию штаба, где квартировал комендант.
От коменданта авиатор вышел еще более злым.
Что вам сказали, господин поручик?
Алексей Петрович для вас, Петр Степанович, мы же вчера условились
Надо же, а я не помню.
Алексей Петрович, что случилось?
Штрафная рота располагается в трех верстах от линии фронта, до которого, соответственно двадцать восемь верст. Мы сегодня уже не успеваем туда добраться, а завтра у нас общий вылет на бомбометание, то есть, в лучшем случае я смогу выделить на выезд за нашими людьми машину с офицером только послезавтра.
Кто-то говорит о том, что он самостоятельно отправится за осужденными сегодня, потому что два дня в штрафной роте это очень-очень долго. И только
после окончания фразы я понимаю, что это я говорю. Я не хотел, совсем не хотел говорить эти слова, но я их сказал. И, судя по посветлевшему лицу летчика, этот вариант его вполне устраивает. Понимая, что назад дороги нет, я осторожно спрашиваю, какими образом я смогу получить его подчиненных, ведь я не имею к ним никакого отношения?
А это мы сейчас решим наилучшим образом. Держите приказ командующего, а на пропуске от службы квартирмейстера я сейчас напишу, чтоб вам выдали и моих орлов. и этот воздушный летун натуральным образом дописывает на казенной бумаге что-то типа доверенности, что подателю сего передать, согласно приказа начальника корпуса нижних чинов, числящихся в корпусном авиаотряде для препровождения их в штаб корпуса, в довершении всего достает из широченных брюк типа галифе маленькую металлическую печать, подышав на которую, от с силой тискает слабо-различимый отпечаток двуглавого, еще имперского орла, с буквами по окружности.
Вы не представляете, как вы меня выручите, Петр Степанович, а то ведь совершенно не получается у меня отлучится из отряда. Ладно, пойдемте я вас в какую ни будь колонну пристрою, а то мне еще на склад успеть надо, в присутственное время, пулеметы эти злосчастные, что контрразведка изъяла выручать надо.
Врать не буду поручик довел меня до околицы, где передал начальнику караула, стоящего у въездного шлагбаума, чтобы тот поспособствовал моей отправке в сторону линии фронта, так как одиночные передвижения в прифронтовой полосе были запрещены приказом командующего Юго-Западным фронтом. И через час я вновь трясся в скрипучей телегу, отбивая зад о ящики с патронами и пытался понять, как я вновь оказался в этой заднице. С одной стороны, уехать в Петроград без моих сотрудников, что, не без моего участия, попали в «штрафники», было немыслимо, а с другой стороны не проходило чувство, что покоритель небесных просторов меня наколол.