Бах! выстрел винтовки метрах в двадцати от меня был неожиданным, сразу же после него прозвучал выстрел второго нашего «летчика». Первая пуля вздыбила пыль в паре шагов от переднего австрийского пехотинца, вторая умчалась вдаль вез видимых последствий.
Пехота противника, даже как-то лениво, рассыпалась в цепь и пропала из виду, упав среди густой поросли, то ли пшеницы, то ли овса.
Из леса ударил пулемет, который короткими очередями стал «стричь» наш кустарник, а под его прикрытием, из-за деревьев, вывалилась цепь вражеских пехотинцев, что неторопливо побрели в нашу сторону. Метров с двухсот, с нашей стороны вновь прозвучали выстрелы, и если первый стрелок попал одному из австрийских пехотинцев куда-то в руку, то второй стрелок вновь отправил пулю в «молоко». Раненый австриец, пригнувшись, побежал обратно, в сторону спасительного леса, волоча свой «манлихер» за ремень, остальные два десятка стрелков залегли, а первый десяток, который внезапно оказался гораздо ближе к нашей позиции, дал дружный залп по кустам, после чего перешел на беглый огонь. Австрийская цепь из трех десятков человек, прикрывая друг друга, перебежками, быстро сближались с нами, пули вжикали над самой землей, я пытался плотнее
вжаться в свою ячейку, периодически, боком, выгребая из ямы верхний слой земли, стараясь насыпать перед собой хоть какое-то подобие бруствера. Наших ответных выстрелов я уже и не слышал, настолько часто стреляли австрийцы. Внезапно, метрах в семидесяти от меня, австрийцы дружно встали и бросились вперед, яростно крича «Форвартс!» и размахивая гранатами на длинных, деревянных ручках Австрийский пулемет, боясь задеть своих, беспокоящий огонь уже прекратил.
У меня в запасе было всего несколько секунд, которые были необходимы австрийскому взводу, чтобы добежать на дистанцию броска гранаты и закидать ими тупых русских, и я привстал на колено.
Огонь! семь пистолетов пулеметов, пусть и под пистолетный патрон, достаточно, чтобы выстроить непреодолимую стену перед атакующей пехотой.
Единственная граната, брошенная в нашу сторону, не долетела шагов двадцать до кустов и особого впечатления не произвела, что-то хлопнуло, вверх взметнулось грязное облако дыма. Австрийские пехотинцы были опытными фронтовиками, залегшими практически мгновенно, но десяток раненых или убитых, которые падали «неправильно» я успел заметить. Дополнительную сумятицу в боевых порядках врага произвели два взрыва тех же гранат, очевидно выпавших из рук убитых или раненых стрелков В любом случае, судя по шевелению колосьев и удаляющимся стонам, австрийская пехота, подхватив раненых, начала отползать. Встали человеческие фигурки из стены колосьев только перед самым лесом, и было их, действительно, гораздо меньше, чем вышло из леса полчаса назад. Вслед им мы не стреляли патронов было откровенно мало.
Розовое облачко дыма вспухло в небе минут через двадцать после окончания атаки, зависнув немного в стороне от нас, и мне хватило пары секунд, чтобы понять, что сейчас нам будет полный конец.
Встали, встали! Бегом назад! я шустро вскочил и возглавил отступление своего воинства. Закрывая лицо от веток кустарника, а бежал как лось, надеясь успеть убежать, как можно дальше от этих безобидных облачков. Всего несколько, и мы выскочили из кустов, оказавшись на границе аэродрома, перед широким, уходящим вдаль полем. Никаких укрытий, кроме горы военного имущества и забытой полотняной палатки, до самого горизонта не было, лишь вдалеке, по дороге, медленно перемещалось что-то большое, крылатое.
Бегом! Бегом за мной! я огромными прыжками бросился в сторону склада ГСМ, огромной ямы, где оставались две большие бочки, пахнущие бензином. Если бы в яму упал любой артиллерийский снаряд. Наша смерть была бы страшной и мучительной, никаких шансов для людей, прижавшихся к деревянным бочкам с топливом, не было, но эта яма была единственной, н=а пару километров вокруг, не считая длинной траншеи армейского сортира, что прятался на дальнем краю аэродрома. Но, над нами рвалась шрапнель, а склад ГСМ имел навес из бревен в один ряд, что, теоретически, должно было защитить нас от круглых пулек, шедро рассыпаемых в небе австрийскими снарядами.
Очевидно, что командир вражеского подразделения посчитал достаточным потратить на русский заслон всего десяток снарядов, потому как обстрел прекратился через десяток минут.
Все живы? я нашел в себе силы отлипнуть от бочки, к боку которой прижимался все время, и вскочил: Бегом назад, на позиции, австрийцы атакуют.
Над сказать, что кустарник изрядно проредило в результате обстрела, а светло-зеленая палатка, как раненая птица, покосилась и громко хлопала на ветру изодранным пологом, но это я заметил уже на бегу, стараясь, как можно быстрее, вернуться в кусты, так как драться с вражеской пехотой в кустарнике мне совсем не хотелось, где, из-за каждого ствола, тебе могли ткнуть острым штыком, а преимущество автоматического оружия сходило на нет.
Я успел упасть на живот, потеряв свое мелкое укрытие, и слыша сзади тяжелые шаги своей команды, когда с правого фланга, по приближающейся цепи австрийской пехоты ударил короткими очередями, пулемет. Серо-голубые мундиры, как по команде, залегли, замерли, затаившись среди густо-засаженного поля, потом на фланге. откуда стрелял пулемет, раздался взрыв, затем другой. Австрийцы поднялись, пулемет молчал, но стоило стрелкам броситься вперед, очереди раздались уже с левого фланга.