Первоначально, я собирался, без особых затей, устроить покушение на Льва Давыдовича, но последние события как-то охладили мою решимость, и я решил дать создателю Рабоче-крестьянской красной армии один шанс.
Так как жилищные условия семейства Троцкого, после прибытия в столицу, были мне доподлинно известны по многим источникам, Троцкий занял шикарную квартиру своего родственника управляющего завода Нобиля. Правда, по более поздним воспоминаниям самого Троцкого, в шикарной квартире он жил всего сутки, разругавшись с хозяином на почве оценки Ленина, как германского шпиона, и потому ютился в тесных номерах какой-то гостиницы, что-было явной неправдой если была малейшая возможность, гражданин Бронштейн окружал себя максимально-возможным комфортом.
Поэтому я решил встретится со Львом Революции у его дома, рано утром, когда он отправится в клуб «межрайонцев», что метались между социал-демократическими партиями, не зная, к кому прислонится с политической выгодой и не теряя лица.
Зная энергичность господина Бронштейна, я боялся опоздать с принятием мер в отношении его дальнейшей судьбы, так как уже в середине мая этот господин в достаточной мере распропагандирует гарнизон Кронштадта, высадив семена Кронштадтской республики и дальнейших действия распоясавшихся «братишек», «красы и гордости Революции», обзаведется многочисленной охраной, что во время гражданской войны разбухнет до размеров полка. Поэтому я сидел у парадной дома на Таврической, терпеливо ожидая Льва Давыдыча, откинувшись на спинку сиденья пролетки, замершей с поднятым верхом.
Сначала из доходного дома вышли два темноволосых пацана лет десяти-двенадцати, выглядевшие очень чужеродно среди столичной публики, уже заполнившей тротуары. Одетые в странные шорты и чулки, с тяжелыми ботинками, которые я бы назвал туристическими. Поправив ранцы, они, о чем-то оживленного переговариваясь, двинулись в сторону улицы Шпалерной. Я почему-то решил, что это сыновья Льва Давыдовича несчастные жертвы политической борьбы, которую вел их отец.
Сам Троцкий появился через четверть часа. Выйдя из подъезда, в темном-костюме-тройке, светлом плаще, типа макинтош, с тростью и в шляпе, он выглядел совершеннейшим франтом, которого я с трудом узнал. Пока приглядывался к спутнику Троцкого, который мне показался похожим на будущего министра администратора Совета Народных Комиссаров Свердлова, эта парочка уже удалилась от коляски метров на десять. Бежать за ними желание сразу пропало понял, что разговаривать на улице
с этими представителями лоббистских кругов Северо-Американских Соединенных Штатов будет неправильно, поэтому наскоро написал карандашом несколько строк в отрывном листе блокнота, протянул возчику Тимофею Степановичу, попросил правя коляску вслед этим господам, догнать и вручить записку товарищу Троцкому.
Выйдет на связь эти кипучие господа будем разговаривать, намекая на опасность ледорубов и «испанки», а если проигнорируют просто организую еще одно политическое покушение на вождя в пенсне, да и вся недолга.
Коляска поравнялась с двумя, целеустремленными, господами, возчик спрыгнул с облучка, вручил записку, выглядевшему более солидно, Троцкому и заскочив обратно, дернул вожжи и погнал экипаж вперед, не отвечая на вопросы.
Ожидаемо, Лев Революции, вежливое приглашение проигнорировал, что я не сразу понял, посвятив весь день планированию операции по взятию под контроль отделений милиции, и приведение их личного состава в управляемое, надежное и боеспособное состояние.
Сегодня было объявлено о завершении политического кризиса и создании очередного, «ответственного» правительства. Как я помнил из истории моего мира, Керенский стал военным и морским министром, Переверзев согласился пересесть из кресла столичного прокурора в кабинет министра юстиции, а всего, вместо единственного Керенского, в состав Временного правительства вошли шесть социал-демократов, в том числе и меньшевик Церетели, который требует внимательного за ним наблюдения, чтобы он, со всей своей щедрой, грузинской души, второй раз не попытался подарить Украинской Центральной Раде, что сейчас формируется в Киеве, российские губернии, названные потом в Новороссией.
Ну, а пока, разложив планы города, тридцать командиров милицейских сил планировали завтрашнюю операцию по восстановлению, так сказать, конституционного порядка на Васильевском острове на всю столицу, сил, подчиняющихся мне, естественно, пока не хватало. Линия разграничения, между нами и рабочими отрядами дружинников, проходило ломанной линией, задевая Большой и Средние проспекты, где мы в основном контролировали район Университета, Биржы, Кадетского корпуса и Военно-морской академии.
В раздражении откинув в сторону карандаш, я ударил ладонью по, ни в чем, не повинной, карте как мы не кроили свой «тришкин кафтан», пытаясь быть одновременно везде, ничего у нас не выходило. Я не сомневался в способности моих сотрудников из ударных подразделений, внезапным ударом словить сопротивление рабочего ополчения, взять мосты и заблокировать остров, но, что делать дальше? Большую часть личного состава я буду вынужден почти сразу отвести в их старые районы, в противном случае нам опять придется вступать в упорное противостояние с уголовным элементом, которые чуть-чуть, поутихли.