Шрифт
			
		
		
	
	
	Фон
		
	СТАЦИЙ ФИВАИДА
КНИГА I
Братоубийственный бой, и власти черед, оскверненный
лютою ненавистью, и Фивы преступные вывесть 
в душу запала мне страсть пиерийская. Песню, богини,
как мне начать? Воспеть ли исток ужасного рода,
оный сидонский увоз и агенорова приказанья
неумолимый закон простор пытавшему Кадму?
Длинная дел череда, коль страх пред Марсом сокрытым
пахаря, кем в борозде ужасной воздвигнута битва,
я прослежу и подробно скажу о песне, какою 
10 в стены сойтись повелел Амфион тирийским вершинам;
тяжкая ярость к родным жилищам у Вакха откуда;
в чем состоит юнонина кознь; Афамант злополучный
против кого напряг тетиву; почему устремилась
неустрашенная мать в Ионийскую глубь с Палемоном.
Вплоть до сих пор в стороне все горе и счастие Кадма
я бы оставить хотел: эдипова дома бесчинство
песни моей означит рубеж, раз я не дерзаю
петь италийских значков триумфы в битвах арктийских,
дважды униженный Рейн, Истр, дважды законом смиренный,
20 и с заговорщической скалы низвергнутых даков,
или войну, что отвел от Юпитера чуть повзрослевший,
и, наконец, тебя, честь Лация, признанный славой,
кто подоспел подхватить новизну начинаний отцовых.
Жаждет бессмертия Рим для тебя! Пусть все потеснятся
области звезд пред тобой, а часть лучезарная неба,
часть Борея, Плеяд и та, что молний не знает, 
жаждут тебя; и пусть огненогих коней усмиритель
сам тебе на чело изгиб возлагает лучистый
и уступает тебе Юпитер великого неба
30 равную часть, ты пребудь, над людьми довольствуясь властью,
морем и сушей владей, богам оставив светила!
Время придет, деянья твои в пылу пиерийском
петь я решусь, а теперь настрою кифару и вспомню
войны Аонии, жезл, сгубивший братьев-тиранов,
месть, для которой и смерть не предел, мятежное пламя,
спор о последнем костре, погребенья лишенные трупы
царские, и города, опустевшие в гибели общей 
Светлая кровью тогда обагрилась лернейская Дирка,
и устрашил Исмен, берега от жажды сводящий,
40 вдруг волной накатив небывало могучей, Фетиду.
Кем же начать мне, Клио, из героев? Тидеем ли ярым?
Или сначала сказать, как пророк лавроносный низвергся?
Ждет и герой, прогнавший в бою враждебные токи, 
яростный Гиппомедонт, и печальная битва аркадца
дерзкого, и Капаней, по-иному чудовищный, песни.
Свет нечестивых очей помрачив казнящей десницей
и в безысходную ночь погрузив сокрушенную совесть,
жизни остаток Эдип влачил в продолжительной смерти.
Он бы хотел в темноте удаленного скрыться покоя,
50 не выходить, из жилищ, недоступных для света дневного,
но непрерывно пред ним на докучливых крыльях кружится
день беспощадный в душе, и в сердце Мстительниц тени.
Вот он пустоты глазниц, незажившую рану, увечье
жалкое в неба простор возводит, рукой обагренной
в полую землю стучит и взывает в мольбе беспошадной:
«Боги, неправедных душ блюстители в тесном для казней
Тартаре, Стикса поток свинцовый, несущий усопших, 
вижу тебя; и, частым моим привычная зовам,
дай, Тисифона, мне знак, будь к страшным мольбам благосклонна!
60 Ежели я заслужил, чтоб меня, едва я родился,
ты на груди берегла, ступни, разъятые раной,
мне укрепив; если я, достигши киррейского тока
возле двурогой горы, сумел, воспитанный лживым
Полибом, жить, а потом, на развилке в теснине Фокиды
сплел свой путь с престарелым царем и старца с дрожащим
ликом сразил, искавший отца, и Сфинги коварной
скор оказался решить твоею наукой загадки;
ежели счастлив я был неистовством к матери сладким,
горестный брак заключил и частые ночи как молвить? 
70 с ней проводил, для тебя и ты знала, детей зачиная 
алчущий кары, потом на персты отступавшие сам я
бросился, остановив на несчастной матери взоры, 
выслушай!.. о, я смею молить о том, что безумцу
ты же внушила. Меня, кто ослеп, кто царство оставил,
скорбного, ни поддержать, ни словом смягчить не хотели
дети мои и в браке каком! И они же надменны, 
горе! и даже цари, как будто я умер смеются
над слепотою моей и стенанья отца ненавидят.
Я и пред ними ль нечист? И родитель богов на такое
80 без возмущенья глядит? Так ты взыщи с них, что должно,
здесь появись и всех наказаньем настигни потомков!
В липкой крови диадему надень ее обагренной
сам сорвал я рукой, мольбою отца возгоревшись,
стань меж братьев, и пусть железо близость разрушит
родственную; разреши, подземных владычица топей,
ужас узреть вожделенных злодейств, поверь, не замедлит
юношей гнев: придя, ты найдешь в них достойную поросль!»
Так говорит. И к нему богиня жестокая грозный
лик обращает. Она в то время, возле Коцита
90 сидя безрадостного, рассыпала волосы вольно,
змеям позволив лизать дышавшие серою волны.
Миг и быстрей падучей звезды и Юпитера молний
прянула прочь от скорбных брегов; бесплотные толпы,
встречи с бегущей страшась, отступают; она же сквозь тени
и через темень полей, где душ вереницы роятся, 
за безысходный порог Тенарских ворот устремилась.
День заметил ее, налетев смолистою тучей,
Ночь испугала коней лучезарных; крутой в отдаленье
замер Атлант и неверным плечом не сдержал небосвода.
100 Бросилась тут же она, над долом Малеи поднявшись,
к Фивам: ей ведом сей путь она им туда и обратно
носится быстро, любя не больше и Тартар родимый.
Мраком лик ей, встав, сто змей рогатых сокрыли 
			
		
		Шрифт
			
		
		
	
	
	Фон