из Второго и Седьмого управлений задержали с поличным работника ПГУ, изымавшего тайник. Говорили, что это был камень, наполненный советскими деньгами. Через некоторое время стало известно и имя задержанного. В конце концов слухи указали на сотрудника линии «КР» резидентуры КГБ в Лагосе, находившегося в отпуске.
Потом появилась история о невероятном побеге Гордиевского, который находился под подозрением. Утечки из разных источников противоречили друг другу, но они в основном являлись попытками и разведки, и контрразведки переложить вину друг на друга. Все строили предположения о том, как он бежал и кто ему помог. Некоторые были убеждены, что это было сделано совместными усилиями американских и английских спецслужб. Другие считали, что в этом была замешана Лубянка. Однако никакой официальной информации не было. Там все было тихо.
В довершение всего оставался Виталий Юрченко, который возвратился героем в сопровождении почетного эскорта. Проблема, однако, заключалась в том, что никто не верил его истории.
Дело Юрченко было афронтом для большинства работников ПГУ, знавших, что история героического сопротивления, редкой целеустремленности и бесстрашного побега была выдумкой Юрченко, которой он хотел спасти себя от казни. Они знали, что байки, настойчиво распространяемые Крючковым и его заместителем Вадимом Кирпиченко, были чепухой. Аксиленко мог понять стремление руководства замять дело Юрченко, но он не мог смириться с тем, что из него делали героя. Никто из работавших на Западе никогда всерьез не верил в бредовую выдумку о том, что ЦРУ применяло к Юрченко наркотики. Рядовые работники просто игнорировали эту историю как еще один пример коррумпированности руководства КГБ, защищавшего себя. Юрченко перед бегством был повышен в звании до адмирала . Это делало его одним из них. Когда бежал какой-нибудь подполковник, то реакция была совсем иной. Ворчание нарастало.
Даже поступавшие комментарии о бывшем сотруднике ЦРУ Ховарде были лишены смысла. Никто формально не признавал, что Ховард работал на КГБ, но ходили слухи, что с ним были связаны недавние успехи по выявлению американской агентуры в Москве. Аксиленко читал, что писала американская пресса о Ховарде, но это никак не стыковалось с тем, что об этом говорили в КГБ.
И вот теперь у него на столе лежал проект сообщения о том, что «ТАСС уполномочен заявить» о задержании накануне вечером американского дипломата в связи с его шпионской деятельностью. Никаких подробностей.
Что-то происходило, думал Аксиленко, поскольку многие из этих инцидентов были связаны с Вашингтоном. А он, начальник направления разведки, отвечавшего за Вашингтон, не знал, что же происходит на самом деле. Может быть, он сможет узнать что-то от Валерия Мартынова, который входил в «почетный караул», сопровождавший Юрченко в Москву. Аксиленко слышал, что Мартынов все еще был здесь, но он упал, получил травму и теперь поправлялся после хирургической операции.
20
Послание вызвало настоящий шок у руководства советского отдела отчасти потому, что оно давало дополнительные аргументы для подкрепления основных существовавших тогда теорий относительно причин провала агентуры. Сам факт разоблачения Вареника был уже известен, но обещания сообщить подробности было достаточно, чтобы заставить ЦРУ принять условия автора письма. Были споры о том, не является ли это письмо уловкой КГБ, но никто не выступал против этого мероприятия.
В Бонн ушло указание подать по радио обусловленный сигнал, а в Восточный Берлин заложить в тайник в парке 50 тысяч долларов. Некоторые даже были удивлены, что в Восточном Берлине, этом оперативном захолустье, парализованном
непрерывной слежкой «Штази», вдруг будет проводиться операция. Восточный Берлин оживал.
Все началось с подхода к резиденту ЦРУ в Восточном Берлине, женщине, которая прежде работала в Австрии. Один контактер-венгр пригласил ее на ужин в тихий восточноберлинский ресторан. Там к ним вскоре присоединился какой-то русский с увесистым чемоданом. Венгр тут же извинился и исчез, оставив поле деятельности русскому, чьи намерения сразу же прояснились.
Вытащив из чемодана видеоплеер, русский, оказавшийся старшим офицером КГБ, работающим по американским объектам, объяснил нашему восточноберлинскому резиденту, что подготовил небольшой видеофильм о нескольких последних годах ее карьеры. Он включил видеоплеер и развернул его к резиденту экраном, на котором стал демонстрироваться фильм под условным названием «Это ваша жизнь» в постановке КГБ.
Это были внешние съемки ее квартиры, сопровождаемые звукозаписью, которая, похоже, была сделана с установленных в квартире скрытых микрофонов. Вся эта венская история напрямую подводила к тому, что зафиксированные в квартире разговоры привели к провалу ряда операций ЦРУ в Вене. Это ведь повредит ее карьере, не так ли?
Когда телевизионная драма переместилась в Восточный Берлин, сценарий стал еще более провокационным. Последовали более откровенные кадры, снятые, судя по всему, скрытыми камерами «Штази», установленными в стенах и потолке квартиры резидента. Потом была съемка еще одной сотрудницы резидентуры. И тут офицер КГБ добавил, что резидент, незамужняя женщина, могла состоять в интимной связи со своей сотрудницей и, разумеется, не хочет, чтобы об этом узнали в Лэнгли.