Одной из активисток, организовывавшей прямые контакты с посольством ФРГ, являлась фрау Шмидт. Это была одинокая пожилая женщина, репатриированная в Березники из Николаевской области, где она проживала в период оккупации. По характеру натура волевая. На родине у нее была семья из шести человек.
Муж и два сына с приходом оккупантов с ее одобрения сразу ушли на службу в немецкую армию. Невестки работали в оккупационной администрации. С отступлением фашистов они бежали на Запад.
Фрау Шмидт гордилась, что оккупанты признали их своими, а ее только в силу возраста при отступлении не взяли с собой. Сама себя она считала преданной Германии, райхсдойче, потому что ее муж в конце войны успел получить немецкое гражданство. Она трижды посещала посольство в ФРГ в Москве в связи с желанием выехать в Германию, привозила из столицы чемоданами анкеты для немцев, стремящихся на жительство на Запад. Однако передавала их всем желающим только за деньги. Причем после каждой поездки в Москву цена за анкету росла.
Дважды ее пытались профилактировать в паспортном столе горотдела милиции, но она заявила, что плохо понимает по-русски. Считала себя, как немка, гражданкой Германии.
Оформлять выездные документы через паспортный стол отказывалась, якобы плохо понимая, что от нее хотят. Документы для выезда в ФРГ она сама отвезла и сдала в посольство без помощи местной милиции.
Во время беседы со мною фрау Шмидт вела себя напористо и уверенно. Говорила, что она всегда была хозяйкой в их большой семье и все мужчины выполняли ее требования беспрекословно. Я оценил в разговоре ее решительный характер, инициативность, но заметил, что пришел предостеречь от опрометчивых шагов.
Я заявил фрау Шмидт, что хорошо знаю нравы, национальные традиции и менталитет немцев. Мне известно, что для них характерно уважение к законам страны проживания. Подчеркнул, что все в мире законопослушность считают национальной чертой немцев. В то же время фрау Шмидт, немка, своим поведением в городе Березники демонстрирует полное пренебрежение советскими законами. Честность в общении с властями и согражданами тоже национальная черта настоящих немцев. Слово «честность» я подчеркнул уже по-немецки: «Ehrligkeit ist der Deutschen Tugend». О какой же честности в поведении фрау Шмидт можно говорить, если при выходе из посольства ФРГ в Москве она прячет от милиции под одеждой стопки анкет, ведет себя как последняя воровка, хорошо понимая, что уже только этим фактом нарушает закон? Затем продает в Березниках за деньги своим же согражданам анкеты, доставшиеся ей в посольстве бесплатно. Все это не вяжется с понятием «deutsche Ehrligkeit» немецкая честность, а напоминает скорее повадки мелкого жулика. Подобное поведение ставит ее на грань нарушителя закона и может повлечь за собой уголовное преследование.
После моей
оценки правовой стороны действий фрау Шмидт она сказала, что плохо понимает по-русски и, по ее мнению, никаких правонарушений в своих поступках не видит. Тут же попыталась оправдаться. Заявила мне, что я не прав и пытаюсь запугать ее:
Ведь милиционер, охраняющий посольство, пропустил меня туда. Он же и выпустил меня, не задержал, не обыскал. Значит, я ничего не нарушила.
Зная, что Шмидт каждый раз выносила спрятанные на себе пачки анкет, я сказал:
Уходя из посольства, вы взяли на себя обязательство выполнять их поручения в Березниках и агитировать людей за выезд из СССР. Вы ведь это не сообщили милиционеру? Следовательно, вы умышленно обманули представителя власти и злоупотребили его доверием. Зачем прибегать к обману, если вы ни в чем не виноваты?
Поняв шаткость своих аргументов, фрау Шмидт вновь заявила, что плохо понимает по-русски. Поэтому дальнейшую беседу с фрау Шмидт пришлось провести полностью на немецком языке. Это стало для нее неприятным сюрпризом.
В ходе последовавшего разговора, уже на немецком языке, она вынуждена была признать, что как советская гражданка она допустила нарушение закона. Игнорировала предостережение местной милиции от посещений посольства ФРГ. В действительности каждый раз, вернувшись из Москвы, она выполняла поручения сотрудников посольства: распространяла их анкеты и агитировала березниковских немцев за выезд в Германию на постоянное жительство. Более того, распространяла посольские анкеты за деньги с целью личной наживы. Шмидт обещала мне прекратить в Березниках всякую деятельность по заданию посольства иностранного государства, поняв, что иначе подвергнется уголовному преследованию.
Дабы исключить возможность возврата Шмидт к прежним поступкам, я предложил ей в письменном виде изложить факт признания ею свой вины и осознания допущенных правонарушений. Но она вновь сослалась на плохое знание русского языка. После некоторых колебаний она согласилась написать свое признание на немецком языке. Уже приступив к нему, неожиданно скомкала исписанный лист и сказала, что латинским шрифтом она якобы тоже плохо владеет. От моей помощи отказалась. Писать она может якобы только «старонемецким письмом», то есть готическим шрифтом. Я согласился получить ее признание на готике.