После этой решительной и «убедительной» аргументации о моих достоинствах мне вспомнилась известная басня Крылова «Ворона и лисица» («Вертит хвостом, с вороны глаз не сводит Голубушка, как хороша»), я окончательно укрепился в решении «бросить тухлый сыр» этому «доброжелателю» русских военных, слить ему дезинформацию.
В ходе дальнейшей беседы я «пожаловался», что нас, переводчиков, в штаб даже не пускают. Рассказал о частых совещаниях в последнее время, проходящих при участии старших офицеров, о разговорах про возможную передачу всех функции военной комендатуры властям ГДР, о возможном выводе всех советских войск из Берлина и сокращении частей ГСВГ, так как «офицеры гадают», в какой внутренний военный округ в СССР они попадут и т. п.
В ходе моих «откровений» о разговорах старшего офицерского состава комендатуры, собеседник стал от нетерпения или радости даже ногами перебирать, часто переставляя их с места на место.
В завершение нашего разговора я демонстративно ознакомил «важного» посетителя с расписанием дней и часов приема у дежурного коменданта, висевшим в приемной и исполненным на английском и немецком языках. Мой собеседник даже не записал часы приема, чем немало удивил меня.
Вернувшись в отдел, я составил справку о состоявшейся беседе и передал ее руководству отдела, а сам ушел отдыхать после дежурства. Это было рутинное, обычное поручение, и о нем я вскоре позабыл.
Недели через две после упоминаемой беседы зам. начальника отдела М. М. Зимбулатов на совещании с сотрудниками отдела ознакомил нас с содержанием моей справки, и сравнил его со статьей из одной западноберлинской газеты. На страницах этого издания подробно смаковалось содержание нашей дезинформации, принятое на Западе за истинные намерения нашего военного командования.
Задача по продвижению дезинформации к противнику была выполнена. «Лисица» с радостью утащила и употребила в пищу подброшенный мною «сыр», даже не почувствовав в азарте его непригодность для еды и «отталкивающий» запах. Правы народные пословицы: «На вкус и цвет товарищей нет!», «О вкусах не спорят!»
Да я и не пытаюсь спорить, лишь вспоминаю о фактах из своей служебной биографии.
В 1953
решения один из присутствовавших оперработников предложил выяснить только один вопрос: «А что собой представляет юная Дора Клингер как женщина? Видел ли кто-нибудь ее? Может ли в нее действительно сильно, до безрассудства влюбиться зрелый мужчина, к тому же уже женатый, чтобы добиваться ее руки с риском для собственной карьеры?».
На этот вопрос в материалах не было ответа. Проверить данную версию поручили одному из наших агентов, жителю Западного Берлина. Через некоторое время мы получили ответ на свой вопрос. Ответ был по содержанию неожиданным для нас и даже шокирующим. Агент доложил, что юная Дора удивительно красива, обаятельна и ее внешность с трудом вписывается в обстановку простого рабочего квартала. Такая красавица достойна большего.
Сам агент, человек уже пожилой, бросил реплику: «На такой можно жениться, даже не спрашивая ее имени! Это будет украшение семьи!»
Именно эта информация заставила нас изменить свои взгляды, поверить в наличие глубоких чувств между Дорой и Майклом. С учетом строгости воспитания, полученного девушкой в семье, случайный флирт исключался.
Ситуация мгновенно приобрела форму дела, конкретного плана оперативных действий, определения исполнителей мероприятий и оперативных средств.
В основу плана легла идея проработки вопроса: при каких условиях старый Клингер согласился бы на их брак? Следовало также проверить искренность намерений Майкла жениться на Доре. А для этого надо было попытаться склонить Майкла к разводу с первой женой, жившей в Америке. Эту мысль энергично подхватила и сама Дора.
Вскоре Майкл привез Доре из США нотариально заверенный документ о разводе и выразил надежду на их совместную жизнь в будущем, так как его больше ничего не связывало.
Отец Доры, при зондаже его позиции, категорически отверг вариант выезда дочери с американцем в США или вообще за границу: «Где угодно, но только не там!»
Жизнь в нейтральной стране или в ФРГ им тоже исключалась. Старый Клингер рассуждал так: «Развод с женой в США не пройдет бесследно для карьеры Майкла. Уйти в нейтральную страну, бросив службу, это для него дезертирство и перспектива уголовного преследования. Жизнь в ФРГ возможна, но для этого надо увольняться со службы, а это потеря заработка, престижной работы и полная неясность материального положения на перспективу».
Тут Клингеру осторожно подали мысль: жить в ГДР тоже можно; это же не Америка! Здесь никто не будет преследовать Майкла за то, что он бросил работу в разведке.
Ну, а старый Клингер всегда сможет посещать их семью и видеться с будущими внуками. Это все-таки Германия, а не какая-нибудь заграница.
Такую мысль отец Доры не отверг, как обычно. Подумав, он заявил, что об этом надо кому-то поговорить с Майклом. Но разве он будет с незнакомцем вести разговор о своей судьбе?
Дора была в растерянности. К ведущимся разговорам с отцом прислушивалась. В беседе с их знакомым, приезжавшим из ГДР, она пообещала узнать мнение американца о возможности их перехода в Демократический Берлин и на каких условиях это бы его устроило. На что они будут жить? Где и кем он может работать?