Такая критическая направленность дискуссии с представителем ЦК КПСС Константинову явно не понравилась, и я больше не слышал о его выступлениях перед представителями советской колонии в Берлине.
Не могу обойти в своих воспоминаниях имя своего коллеги по профессии, переводчика русского языка из числа граждан ГДР Вернера Эберлейна. Я дважды присутствовал на встречах с ним в клубе советского посольства. Его личность, громадная эрудиция, манера рассказа и общения с аудиторией, сама внешность чем-то напоминали выступления нашего народного артиста Черкасова, которого мне не раз посчастливилось слушать в Ленинграде.
Вернер Эберлейн был личным переводчиком русского языка секретаря ЦК СЕПГ Вальтера Ульбрихта и «всего политбюро» (с его слов). Он был в то время уже членом ЦК СЕПГ и заведующим идеологическим отделом ЦК. На всех старых фотографиях его можно видеть, во время официальных приемов руководством ГДР советских делегаций, рядом с В. Ульбрихтом. Он был высокого роста, с приятными, интеллигентными чертами лица.
Хорошо помню его комментарии по переводу выступления Н. С. Хрущева на Восточном вокзале. Наша делегация прибыла тогда поездом, и встреча происходила на перроне Восточного вокзала. Н. С. Хрущев был в этот раз как-то очень эмоционален, возбужден. Обращаясь с приветствием к Ульбрихту, он сказал дословно:
Ты, Вальтер, немец, я, Вальтер, русский Ты столяр, я шахтер и тому подобное.
Начальнику протокольного отдела советского посольства при таком выступлении Н. С. Хрущева на официальной встрече стало плохо. Его срочно вывели из шеренги встречающих официальных лиц, сделали укол и с поддержкой двух коллег вернули на его место среди встречающих.
Эберлейн, видя явное отступление от норм протокола при встрече официальных лиц, переводит на немецкий язык эти слова следующим образом: «Ты, Вальтер, гражданин Германской Демократической Республики. Я, Вальтер, гражданин Союза Советских Социалистических Республик. Ты, Вальтер, столяр по профессии. Я, Вальтер, шахтер по профессии»
Эберлейн пояснил нам, что не мог же он публично опуститься при переводе официальной речи перед телекамерами на всю Европу до уровня застольных разговоров уже хорошо знакомых и подгулявших друзей. Застольные беседы ведь не транслируются на весь мир. В данном случае Эберлейн как переводчик, понимая важность протокольной стороны перевода, взял всю ответственность за содержание переводимого на себя. Интересны были его рассказы о том, как он работал над совершенствованием знаний русского языка. Ежедневно он просматривал всю советскую центральную прессу, наиболее популярные издания, информационные бюллетени. Сразу же выписывал все вновь встретившиеся термины, искал их расшифровку в энциклопедиях и толковых словарях и, если не был удовлетворен их толкованиями, вечерами занимался поисками компетентных советских коллег, полагаясь на их разъяснения. Знакомые, работавшие «под крышами», уже привыкли к ночным звонкам Володи (так его звали в кругах советских журналистов), когда он просил о помощи в толковании при переводе некоторых новых явлений в жизни нашего общества.
На встречах он частенько жаловался нам, что в жизни так много нового и интересного, что для познания всего ему хронически не хватает времени. Спал он не более четырех часов в сутки.
Иначе ничего толком не успеваю! А не уяснив для себя встретившийся новый термин, я не могу заснуть!
Его русский язык был удивительно точен в изложении мысли, мягок, его очень приятно и интересно было слушать. Эберлейн был интересный рассказчик и идеальный переводчик. Не знаю точно, как сложилась его дальнейшая судьба. Судя по немецкой прессе, до начавшейся перестройки в ГДР он был уже секретарем окружного комитета СЕПГ в одном из округов республики. После смерти Уль-брехта он стал неугоден новому руководству в столице, и его «выдвинули» для работы на периферии.
Глава IX
В январе-феврале 1954
начинал ожидать.
Пригласили меня в кабинет начальника отдела, дежурный сказал, что у меня хотят взять «интервью».
Начальник отдела в командировке. Захожу в кабинет Шаталова. Встречает неизвестный мне до этого майор.
Чистая, опрятная, ладно подогнанная и отутюженная форма, на груди орден Красного Знамени, подтянут. Представился: следователь из группы советских советников при немецкой военной контрразведке. Помогают друзьям налаживать следственную работу. Учат их, в основном, по материалам их же следственных дел. Нужен переводчик, мне предлагается эта работа. Спрашиваю о характере предполагаемой работы. Он отвечает:
Главное работа с документами, их анализ, составление справок. Наши переводчики не справляются, не владеют чекистской и юридической терминологией, долго и путано переводят, не все ладится с анализом. Я слышал, у тебя по этим вопросам нет проблем.
За комплимент спасибо. Может быть, это и так. Но что же получается, с утра и до вечера я должен сражаться с этими документами, писать справки по делам? Согласен, это тоже задачи переводчика, но работы с людьми ведь не будет. Это же однобоко. Так я и разговорную речь разучусь понимать, сидя над бумагами.