Это копии. Копии! Но какая разница
Собственник.
Вернее Собственница.
Мамо!
Вот кто это всё оформлял. Вот кто был такой добренькой угу записала жилье на себя, потому что нам с Лушей удобнее так?
С су
Свекровь.
Конечно. Кто же еще.
Руки сами тянутся к телефону. Я даже не думаю. Просто делаю всё на автомате.
Сердце колотится. Еще не верю. Это какой-то сюр!
Мне надо услышать это от нее. Услышать и, может быть, не свернуть кому-нибудь шею.
Какому-нибудь попугаю Кеше
Нахожу в контактах: Свекровь.
Нажимаю вызов. Руки трясутся. Гудки длинные, унылые, как мой брак.
Наконец, голос:
Да, Лукерья?
Аделаида Степановна?
А кто еще? Что тебе?
Вот же Мерзкая старуха! Как же я ее ненавижу! Сейчас еще сильнее, чем раньше! Даже чем тогда, когда она пожелала нам развода!
Хочу убивать. Уничтожить!
Вместо этого ору в трубку:
Поздравляю. Вы добились своего.
В смысле? в голосе настороженность. Это ты сейчас о чем?
О том, что ваш сын спит с девочкой в кружевных труселях, пока я собираю чемодан! О том, что квартира, за которую я платила пять лет, оказывается, оформлена на вас. И о том, что вы с первого дня меня терпеть не могли. Ну что ж. Можете праздновать. Я ухожу! Но я этого так не оставлю! Я пойду в суд и в прокуратуру! Я найду на вас управу.
Пауза. А потом:
Я тебя услышала, девочка, сухо отвечает она. Поздравляю с прозрением. Да, и не кипятись так, еще давление подскочит.
Я не отвечаю. Просто сбрасываю звонок.
Медленно опускаю телефон.
Слова свекрови про не кипятись не в тему. Мне адски холодно.
Пусто внутри.
И сухо.
И что делать?
Голова гудит. Меня трясет всю.
Машинально переворачиваю чемодан, выкидывая вещи Кеши.
Его выгнать я теперь не могу. Но и остаться тут тоже.
Ты... ты зачем ей позвонила? Кеша выпрямляется, плед сползает с плеча, а драматизма в голосе на три Золотые маски.
Поделилась новостями. Не волнуйся, ты же слышал, я не сказала, в какой именно позе вы лежали, отрезаю, пялясь в опустошенный чемодан.
Зачем ты всё портишь? Он вскидывает руки, как загнанный гений. Мама и так еле-еле меня терпит, ты знаешь! Она вообще считает, что я должен был стать юристом, а не заниматься... искусством.
Ну вот. Зато теперь у вас с мамой снова общее мнение вы считаете, что я здесь лишняя.
Кеша продолжает играть непризнанного гения. Делает обиженное лицо. Несчастное. Глупое. С подбородком вперед, как у щенка, которого не погладили.
А я с каким-то тупым упрямством его разглядываю. А потом отворачиваюсь к шкафу и начинаю собирать в чемодан уже свои вещи. Я не смогу сегодня тут остаться. Но я буду бороться!
Я просто не понимаю, почему ты
так сразу всё рушишь. Мы могли бы спокойно всё обсудить...
Я замираю, смотрю на него, на его плед, на его фейс, излучающий весь пафос его страдания, на пустую кровать, с которой только что испарилась его Муза, и вздыхаю:
Обсудить? Кеш, ты изменил мне в нашей спальне, пока я ехала с работы с мыслью, что мы сегодня пообедаем вместе и, может быть, поговорим. Я ехала с работы, понимаешь? У меня отменилась встреча с клиентом, и я обрадовалась. Обрадовалась, что раньше попаду домой, а ты А ты лежал тут, вдохновлялся. Так что, если ты ищешь, кто всё рушит можешь начать с себя. Или хотя бы с той, что сбежала в одних трусах.
Собираю последние вещи самое необходимое, на пару дней, закрываю чемодан.
Воздух тяжелый. Голова всё гудит.
Прощай, Кеша. Удачи тебе с твоей Музой. Надеюсь, у нее хотя бы своя жилплощадь есть. Или мозги. Чтобы она раньше, чем я, догадалась с тобой не связываться!
Поворачиваюсь к двери, но выйти не успеваю.
В комнату, как по команде, врывается Муза. В кедах, с летящими кудрями и лицом, полным праведного гнева.
Вы! Вы сами виноваты! Вы не ценили Кешу! выкрикивает она, как героиня плохого студенческого спектакля. Вы не понимаете его! Его творческую душу! Его талант! Он гений! А вы душили его бытом и своими унылыми буднями!
Смотрю на нее. Потом на Кешу. Потом снова на нее. Это, конечно, было бы смешно, если бы не было так грустно.
Киваю:
Ну, счастливо оставаться. Таланту нужен зритель. Особенно такой, который сам себя будет кормить.
Муза хлопает ресницами, Кеша молчит. Я беру чемодан и выхожу. Без слез, без истерики.
Он не отвечает. Только смотрит, как я выхожу за дверь.
На лестнице я останавливаюсь. Закрываю глаза. Вдыхаю. Выдыхаю.
А потом меня накрывает.
Хохочу.
Долго, громко, с наслаждением.
Смеюсь. Над собой смеюсь.
Наивная девочка Луша!
Что ж
Нужно думать, что делать дальше, не помирать же на лестничной клетке?
Думаю и еду.
Глава 3. За ваш развод!
...Иногда мне кажется, что это всё началось не вчера, не сегодня а вот тогда, на свадьбе, когда Аделаида Степановна, моя будущая любимая свекровь, сияя в своем белоснежном костюме и с бокалом шампанского в руке, величественно поднялась, чтобы сказать тост.
Королева.
Снежная, блин.
Вы ведь все понимаете, что явиться на свадьбу в белом это моветон, да?
Нет. Мать моего гения решила, что это очень удачная находка.
Я была в шоке. Мои подруги тоже. Даже моя мачеха, уж на что противная бабенка, и та посмотрела с сочувствием, покачала головой и тихо проскрипела: