Мадам? тихо позвала Колетт. Ее лицо было белым, как мел. Может может, пойдем обратно?
Я кивнула, не в силах говорить. Мы молча собрали принадлежности. Капитан де Ларю молча жестом показал направление. Его лицо было непроницаемо, но я заметила, как его взгляд сузился, следя за удаляющейся фигурой Дюбарри. Что-то в его позе говорило о напряжении.
Обратный путь по коридорам Версаля казался еще мрачнее обычного. Тени казались длиннее, шаги эхом отдавались в пустоте под грудной клеткой. Мы подошли к дверям моих покоев. Колетт, шедшая впереди, потянулась к ручке.
И вдруг она вскрикнула. Коротко, отрывисто, как от удара. Коробка с рисовальными принадлежностями грохнулась на пол, карандаши рассыпались веером.
Что? Что случилось?! я рванулась вперед.
Колетт стояла, прижав руку ко рту, ее глаза были огромными от ужаса. Она смотрела не в комнату, а на дверь.
Там, прибитая каким-то острым гвоздем прямо в центр резной дубовой панели, висела она.
Небольшая, серая, с оскаленным оскалом и остекленевшими черными бусинками глаз. Дохлая крыса. Ее тщедушное тельце было неестественно вытянуто, хвост свисал, как грязная веревка. Кто-то даже умудрился повязать вокруг ее шеи крошечный, жутковатый бантик из траурной черной ленты.
Воздух перехватило. Мир на мгновение поплыл. Я услышала, как Колетт задохнулась и рухнула на колени, ее сдавленный стон разорвал тишину. Мари начала мелко-мелко дрожать.
Мадам! Назад! Резкая команда капитана де Ларю прозвучала как выстрел. Он шагнул вперед, заслонив нас своим телом, рука инстинктивно легла на эфес шпаги. Его лицо, обычно каменное, исказилось смесью гнева и брезгливости. Он внимательно, с профессиональной холодностью осмотрел «подарок», не прикасаясь. Не трогать! Ансельм! Его громкий окрик заставил вздрогнуть даже меня. Немедленно сюда! И вызовите охрану!
Я стояла, прижавшись спиной к холодной стене коридора, не в силах отвести взгляд от этого жуткого трофея на своей двери. Тошнота подкатила к горлу. Холодный пот выступил на спине.
Предупреждение. Явное, жестокое, театрально-злобное предупреждение.
Но от кого?
Дюбарри? Месть за сегодняшнюю «вольность»? Заявление о том, что завтра будет хуже? Но она только что ушла Успела ли ее служанка?
Кто-то из ее свиты? Ревнивая фаворитка, которой я вдруг стала «интересна»?
Лоррен? Напоминание о том, что я его добыча, и он может сделать со мной все, что захочет? Даже это?
Или сам Король? Жестокий намек на то, что я всего лишь крыса в его играх, и участь моя предрешена?
Капитан де Ларю отошел от двери, его лицо было мрачным. Он посмотрел на меня, на плачущую Колетт, на дрожащую Мари.
Вам не следует здесь оставаться, мадам, сказал он тихо, но твердо. Пока это не убрано и не выяснено Пойдемте в мою караульную. Это безопаснее.
Я кивнула, не в силах говорить. Безопаснее? Было ли теперь вообще безопасное место в Версале? Этот «дар» висел не просто на двери. Он висел у меня в глазах, в мозгу, отравляя последние остатки спокойствия. Рисование, солнечный свет, совет Ментенон все это казалось теперь далеким, наивным сном. Реальность была здесь. В оскале дохлой крысы и черной ленте. Игра вступила в новую, куда более страшную фазу. И правила стали кровавыми.
Конец главы не конец истории! Подпишитесь на меня, чтобы не пропустить продолжение. Ваша оценка звездочкой сигнал мне, что книга интересна читателям. Спасибо за поддержку!
Глава 16: Под крылом змея
ее глаза метались между мной и дверью.
Капитан де Ларю был мрачен и деловит. Он отдавал приказы солдатам, посылал гонцов, его голос звучал резко, отчеканивая каждое слово. Но его взгляд, когда он мельком смотрел на нас, выдавал нечто большее, чем служебный долг. В нем была ярость. Ярость против того, кто посмел нарушить порядок на его посту, кто посеял такой первобытный ужас. И, возможно, тень стыда ведь это случилось на его «охраняемой» территории.
Крысу убрали, доложил он, вернувшись после короткого выхода. Его лицо было непроницаемо, но в глазах горел холодный огонь. Гвоздь особый. Не дворцовый. Бант обычный черный шелк, ничего примечательного. Никаких свидетелей. Ансельм клянется, что за час до нашего возвращения все было чисто. Он весьма сокрушается. В голосе капитана прозвучала ледяная ирония. Он не верил Ансельму. Ни на грош.
Кто начала я, но голос сорвался.
Не знаю, мадам, честно ответил он. Но это было сделано дерзко, расчетливо и с театральным уклоном. Чтобы напугать. Ослабить. Его взгляд скользнул по мне, по дрожащим плечам Колетт. И это удалось.
Мы молчали. Вопрос «Кто?» висел в душном воздухе караулки тяжелее пудовой гири. Дюбарри? Слишком грубо для ее изощренной жестокости? Лоррен? Его рука чувствовалась во всем в жестокости, в театральности, в желании продемонстрировать власть. Или кто-то третий, кто видел во мне удобную мишень для удара по кому-то из них?
Внезапно за дверью послышались шаги не тяжелые солдатские, а легкие, почти бесшумные. Капитан насторожился, рука вновь легла на эфес. Дверь открылась без стука.
В проеме стоял не Ансельм. Стоял человек в изысканном, но темном камзоле, с лицом, которое я уже ненавидела до тошноты. Герцог де Лоррен. Его тонкие губы были тронуты едва уловимой улыбкой, а глаза, холодные и проницательные, как у змеи, мгновенно нашли меня в полумраке караулки.