Когда я смотрю на глубокую яму, в которой покоится гроб Мисти, у меня перехватывает горло. Моя приемная мать в лучшем случае была ненадежной, а в худшем склонной к манипуляциям, но по сравнению с моей бабушкой она была в разы более предпочтительным вариантом. А теперь ее нет.
Внутренности будто падают куда-то вниз, когда я осознаю, что думаю о Мисти как о человеке, который относился ко мне лучшим образом, хотя она вообще-то никогда не была хорошей матерью. Она делала самый минимум, и то с натяжкой. На самом деле, в мире есть лишь три человека, которые по-настоящему вступались за меня и защищали.
Мэлис, Рэнсом и Виктор.
Они спасали меня снова и снова, вставали между мной и людьми, которые хотели причинить мне боль, и обещали, что будут оберегать меня.
И по этой самой причине я и должна это сделать. Защитить их.
Я расправляю плечи, стискиваю челюсти, отрываю взгляд от могилы Мисти и снова смотрю на бабушку.
Что дальше?
Самодовольный изгиб идеально накрашенных губ Оливии заставляет мою кровь закипать, но мне нельзя реагировать. Я не могу напасть на нее, так же, как и парни не могут, хотя впервые в жизни я испытываю желание совершить насилие.
Ты пойдешь со мной, говорит она.
Ребята снова напрягаются, из горла Мэлиса вырывается звук, похожий на рычание, и у меня внутри все сжимается. В начале этих похорон все, чего я хотела, это вернуться домой вместе с ними и позволить им помочь мне забыть о моем горе. Но теперь этого не произойдет.
Я поворачиваюсь к ним лицом, мои мысли и сердце разрываются от столь многих слов, которые я хотела бы им сказать. Я хотела бы высказать им все, что накопилось у меня внутри, но на это нет времени. К тому же, я все равно не смогла бы этого сделать, не при Оливии.
Вместо этого я смотрю на всех троих, взгляд задерживается на их лицах, словно я пытаюсь их запомнить. Сжатые челюсти Мэлиса, блеск глаз Рэнсома, напряженность, которая скрывается за выражением лица Виктора. Они смотрят на меня в ответ, и впервые с тех пор, как я их встретила, ребята выглядят такими же потерянными, какой я себя чувствую.
Со мной все будет в порядке, тихо говорю я. Поэтому, пожалуйста, не не пытайтесь ничего сделать. Она не причинит мне вреда, если я сделаю то, что она хочет. Я нужна ей, так что, пока я подчиняюсь, все будет хорошо.
Мэлис скрежещет зубами, переводя взгляд с моего лица на Оливию, а затем обратно.
Ты не обязана
Нет, обязана, говорю я ему. Ты же знаешь.
Черт, выдавливает Рэнсом. Проклятье, как же я это ненавижу.
И я, тихо говорит Вик. Уиллоу
Он не заканчивает мысль, просто качает головой. Его рука отбивает ритм по бедру, волнение читается в каждой линии его тела. Все трое напряжены и разъярены, и мне кажется, что они вот-вот схватят меня и попытаются убежать.
Я отхожу от них на шаг, просто чтобы убедиться, что этого не произойдет.
Я не хочу, чтобы ты с ней уходила, говорит Мэлис напряженным голосом, напоминающим гравий.
Знаю, шепчу я, слезы жгут глаза. Но я должна. Все будет хорошо.
Хорошо. Неважно, сколько раз я произношу это слово, оно не кажется более правдивым. В этой ситуации нет ничего даже отдаленно похожего на «хорошо», и мы все это знаем.
Но я должна заставить их отпустить меня. Ничего из этого не будет иметь значения, если они попытаются вмешаться и в конечном итоге окажутся в тюрьме или где-то еще хуже. Оливия уже показала, что относится к ним как к средству достижения цели или как к рычагу давления на меня. Они для нее
такие же пешки, как и я. Но, в отличие от меня, в ее глазах они просто мусор, который можно выбросить.
Моя грудь словно свинцом налита, но я стараюсь, чтобы на лице не отразилось отчаяние, которое я испытываю. В моем сердце нет ни надежды, ни оптимизма, но я не хочу усугублять ситуацию.
Внезапно в Мэлисе что-то щелкает, и он делает шаг вперед. На одну ужасающую секунду я боюсь, что он оттолкнет меня в сторону и попытается убить Оливию голыми руками. Но вместо этого он сокращает расстояние между нами, кладет ладонь мне на затылок и притягивает к себе, наклоняясь. Сначала я думаю, что он собирается поцеловать меня, и мое сердце подпрыгивает одновременно от желания и от страха. Я не знаю, что сделает Оливия, если он поцелует меня прямо здесь.
Но он просто прижимается своим лбом к моему, на мгновение закрывая глаза, пока его сильные пальцы перебирают мои волосы. Я цепляюсь за его футболку, отчаянно желая зарыться в нее лицом и позволить ему покончить со всем этим.
Но, в конце концов, я отпускаю его.
Рэнсом занимает место Мэлиса, когда тот отступает на шаг, и выглядит он не только рассерженным, но и убитым горем. Рэн даже не улыбается, просто протягивает руку и заправляет прядь моих светлых волос мне за ухо, следя за движением пальцев, касающихся моей шеи. Я вздрагиваю от этого прикосновения, и он тихо вздыхает. В его сине-зеленых глазах горит боль.
На мгновение кажется, будто он хочет что-то сказать, но потом передумывает и отступает.
Когда Мэлис и Рэнсом становятся бок о бок, я перевожу взгляд на Виктора. Долгое время он не двигается, просто пристально смотрит на меня, словно прирос к месту. Мое сердце бешено колотится, и когда наши взгляды встречаются, в памяти всплывает воспоминание о нашем поцелуе на кухне. Сейчас кажется, что это произошло очень давно, хотя на самом деле прошло совсем немного времени. Вик барабанит пальцами по бедру, отбивая ритм, известный только ему, а затем встряхивает головой, словно выводя себя из оцепенения.