А что это такое?
Огнетушитель! сказал Виталий Горяев. Мы его держим специально для борьбы с поджигателями войны
СКВОЗЬ ДРЕМУ
А. Баженов
На темных совещаниях в «Крокодиле» Александр Владимирович Баженов был фигурой заметной. И не потому, что он был разговорчив, шумлив (это-то было делом обычным), а пожалуй, наоборот: на совещании, глубоко усевшись в кресло, он, не выпуская изо рта сигареты, весь обсыпанный пеплом, дремал. Но дремал как-то особенно, чутко, не пропуская ничего, что происходило на совещании. Так было и на этот раз.
Редактор предложил сделать рисунок на тему о том, что во франкистской Испании (а это было где-то в пятидесятых годах) многие тюрьмы временно закрыли поставили на ремонт.
Только мы начали думать, как раздался категоричный голос Александра Владимировича (он всегда был категоричен):
Надо сделать так!
Как?
И, стряхивая на себя (и соседа) очередную порцию пепла, он быстро изобразил на клочке бумаги решение темы:
«Один тюремщик (другому):
А где же арестованные?
Мы их временно расстреляли!»
С профессиональной точки зрения это было сделано превосходно, но все посмеялись, а Баженов вновь как ни в чем не бывало закурил и задремал.
ВМЕСТЕ С ЧИТАТЕЛЯМИ
Сейчас «Крокодил» издается почти шестимиллионным тиражом. Успешно расходится по всей стране и за рубежом.
Дважды в день почтальон приносит мешки с письмами читателей.
Теперь в «Крокодиле» солидный штат сотрудников, шесть отделов. Редакция располагает целым этажом в новом здании издательства «Правда» (и все равно тесновато!)
А когда-то
И тут начинаются воспоминания
Когда я впервые пришел в редакцию, не было и половины нынешнего состава, говорит один.
А я помню один-два отдела и все, говорит другой.
На моей памяти все, включая главного редактора, умещались в трех комнатушках, говорит третий.
Это что! вспомнил Юлий Ганф. Когда я впервые принес свой рисунок в «Крокодил», тут было всего десять человек вместе с читателями.
Когда в редакцию приходил Ю. Ганф, его сразу окружало несколько человек. Дело в том, что Ганф был блестящий рассказчик. Десятки всевозможных историй о себе, о друзьях-сатириках, и все с юмором, с мягким, добрым ганфовским юмором. А его шуткам завидовали даже фельетонисты.
Вот зашел разговор о модах: о джинсах, женских брюках, бородах, бакенбардах, «рубахах-газетах».
А вы знаете, улыбнулся Ю. Ганф, я ведь тоже в молодости был модником. И еще каким! Ведь это я впервые в Москве (а было это еще в 1927 году) начал носить радикулит!
ответственный секретарь «Крокодила» и сам блестящий темист.
Темы делались и в одиночку и коллективно. Часто присутствовали на этих совещаниях как люди, связанные с журналом по работе (Ю. Ганф, Б. Пророков, К. Елисеев, И. Семенов, Л. Ленч, В. Карбовская, М. Пустынин, Э. Кроткий), так и дружившие с редакцией конферансье Мих. Гаркави, артистка Рина Зеленая, композитор Н. Богословский.
Если теперь все темы для рисунков зачитывает художественный редактор, то раньше это делали их авторы.
У одних получалось четко и вразумительно, другие, стесняясь, мямлили.
И эффект, конечно, был разный: другой раз слабая, но хорошо поданная тема проходила чуть не на ура, а бывало, хорошая, остроумная тема проваливалась из-за плохого ее прочтения.
Как было бы хорошо, сказал как-то Борис Иванович Пророков, если бы темы зачитывал Хенкин!
Да, тут же подхватил Ю. Ганф, и защищал их Брауде!
КРАТКО О КРОТКОМ
Неповторимым и удивительным мастером экспромта был Эмиль Яковлевич Кроткий.
Он что называется на ходу мог сочинить стихотворную подпись к плакату Кукрыниксов («Иностранцы? Иностранки? Нет, от пяток до бровей это местные поганки, доморощенный «бродвей»), написать эпиграмму о роли сатиры («Бойтесь кричащих: «Сатиру долой!» мусор всегда недоволен метлой») или прямо на темном совещании придумать тему («Вы думаете, что вы сами думаете, а я знаю, кто за вас думает»).
Беспокойно ерзая на стуле и вычерчивая каких-то только ему одному ведомых то ли зверей, то ли птиц (и всегда одних и тех же!), беспрерывно обращаясь то к соседу слева, то справа, он все время высыпал только что пришедшие в голову каламбуры или реплики по ходу совещания.
На обсуждении очередных номеров «Крокодила» разговор зашел о фельетонах Михаила Львовича Штих (Мих. Львов), много писавшего в то время и в «Правде» и в «Крокодиле».
Суждения были различные.
А Эмиль Яковлевич, в очередной раз нагнувшись к соседу, полушепотом, но так, чтобы его услышали все, сказал:
Это не фельетоны! Это штихотворения в прозе!
Вот так-то! заметил М. Штих своему критику и шутливо приосанился.
ЖДИ МЕНЯ
Б. Ефимов
Обычно за две-три минуты до начала какого-либо совещания в «Крокодиле» за столом появлялся старейшина советских карикатуристов, аккуратный, подтянутый, всегда доброжелательный Михаил Михайлович Черемных. Это служило как бы сигналом: пора начинать! К столу подсаживались Юлий Ганф, Иван Семенов, Генрих Вальк, Мих. Пустынин, Леонид Ленч и др. Но, разумеется, не все были такие точные. Опаздывали обычно молодые (а куда им спешить?) и, конечно, Лев Бродаты, который мог прийти и на следующий день