Саша приносил ей газеты, через несколько дней она их ему возвращала, редко комментировала. Только о процессе Зиновьева Каменева заметила:
Начинается спектакль.
Но ведь Кирова-то убили.
В газетах можно написать что угодно, желчно перебила Звягуро, Зиновьев и Каменев никогда на такое не пойдут, и не нужно им это. Убийство Кирова выгодно только одному человеку.
Саша понимал, о каком человеке она говорит.
Но ведь партия, народ
У нас нет партии, оборвала его Звягуро, есть кадры, послушно проводящие его политику. Он ненавидит партию и истребляет ее, и народ ненавидит и тоже истребляет.
Саша пробегал глазами по газетным листам.
Вот что говорит Сталин о народе: «Людей надо заботливо и внимательно выращивать, как садовник выращивает облюбованное плодовое дерево».
Кавказская цветистость, снова перебила его Лидия Григорьевна, «садовник», «дерево». Сколько миллионов этих «деревьев» он вырубил на селе, сколько миллионов погибли с голода? Вы его не знаете, а я знаю. Много лет видела вот так, как вижу вас сейчас. Люди, жизни для него ничто, он хуже уголовника, кого угодно убьет, если понадобится. Он актер, может сыграть любую роль. Сейчас он говорит о людях, льстит народу. Так поступали все тираны. Умный тиран всегда льстит народу, на словах, конечно, а на деле он его уничтожает. Такие мысли не приходили вам в голову?
Да, такие мысли приходили Саше в голову и не могли не прийти. Но, вчитываясь в речи Сталина, он стремился понять этого человека сам, по-своему, а не так, как представляла его Лидия Григорьевна, пронизанная ненавистью к нему.
Молчите?
Она насмешливо оглядела Сашу, задержала взгляд на обшлагах его брюк.
Что же вы ходите в таких обтрепанных брюках?
Саша покраснел. Брюки были единственные, и в Москве у него не было запасных брюк, только костюм, который подарил Марк.
Я обстригаю бахрому ножницами.
Остроумно Посидите за занавеской, я приведу в порядок ваши брюки.
Тон был, как всегда, категоричный.
Потом Лидия Григорьевна протянула ему подшитые брюки.
Одевайтесь!
Он оделся, вышел из-за занавески.
Тарасик все сидел на прежнем месте, играл деревяшкой.
Тарасик, сказал Саша, пойдем на улицу, погуляем.
Тарасик вопросительно посмотрел на Лидию Григорьевну.
Иди, сказала Лидия Григорьевна, сидишь целыми днями дома, иди!
Она одела Тарасика, перевязала его платком крест-накрест, хотя было уже не так холодно, и они с Сашей вышли на улицу, пошли к Ангаре.
Мальчик шел рядом с ним, серьезный, молчаливый, маленький, неуклюжий в перевязанном крест-накрест платке.
Сколько тебе лет? спросил Саша.
Не знаю семь, однако.
Значит, знаешь. Читать умеешь?
Не.
Буквы знаешь?
Знаю.
А стихи?
Не.
А тебе мама стихи читает?
Читает.
Какие?
Не помню.
Хочешь, я тебе почитаю?
Хочу.
Они стояли над Ангарой. Пригревало. Тарасик мотал головой, видно, ему было жарко.
Саша ослабил узел платка.
Лучше?
Ага.
Тарасик вынул руки из рукавиц, они висели на шнурке.
Саша взял его руку.
Не замерзнешь?
Теплота маленькой, слабой детской ручки пронзила его. Он присел на корточки, взял ладони Тарасика в свои ладони.
Тепло?
Тепло.
Мальчик смотрел на него серьезно. Саша подумал, что Тарасик, наверно, никогда не смеялся.
Так хочешь, стихотворение прочитаю?
Хочу.
Рукавицы надень.
Тарасик натянул рукавицы.
Саша поднялся
Белая заснеженная пустыня вокруг, только лес темнел на том берегу, освещенный с одного края солнцем. Потом потемнело. Солнце зашло за облако.
Тебе что-нибудь напоминают облака?
Тарасик пожал плечами.
Не.
А вон корабль, видишь? Видишь, мачты, они будто обледенели. Паруса. Видишь?
Вижу, неуверенно ответил Тарасик.
Саша вспомнил «Воздушный корабль» Лермонтова и прочитал его Тарасику:
По синим волнам океана,Лишь звезды блеснут в небесах,Корабль одинокий несется,Несется на всех парусахЕсть остров на том океане Пустынный и мрачный гранит;На острове том есть могила,А в ней император зарытИ в час его грустной кончины,В полночь, как свершается год,К высокому берегу тихоВоздушный корабль пристает.Из гроба тогда император,Очнувшись, является вдруг;На нем треугольная шляпаИ серый походный сюртук.Скрестивши могучие руки,Главу опустивши на грудь,Идет и к рулю он садитсяИ быстро пускается в путь.Несется он к Франции милой,Где славу оставил и трон,Оставил наследника-сынаИ старую гвардию онНа берег большими шагамиОн смело и прямо идет,Соратников громко он кличетИ маршалов грозно зоветИ маршалы зова не слышат:Иные погибли в бою,Другие ему изменилиИ продали шпагу своюПотом на корабль свой волшебный,Главу опустивши на грудь,Идет и, махнувши рукою,В обратный пускается путь.Мальчик напряженно слушал.
Ну как, нравится? спросил Саша.
Да, ответил Тарасик, домой хочу.
Они вернулись. Саша хотел тут же уйти, но Лидия Григорьевна задержала его:
Газеты забыли. Там фотографии вашего Сталина во всех видах. Оказывается, он даже вел пролетарские полки на штурм Зимнего дворца.
Действительно, в каждом номере газеты портрет товарища Сталина, а то и два и даже три: Сталин один, Сталин и Ленин, Сталин и Ворошилов, Сталин и Молотов, Сталин и Каганович, Сталин и Жданов, Сталин и колхозники, Сталин и военные, Сталин и рабочие, рисованные портреты Сталина, скульптурные изображения Сталина. Большие материалы о победах в гражданской войне: оборона Царицына, взятие Ростова, Пермь, Восточный фронт, разгром Деникина, годовщина Красной Армии, 15-летие Первой Конной, Польский фронт все Сталин.