Славное дело! Осел с мальчишкой впереди, а старик сзади плетется
Мельник ничего не ответил, но, когда насмешник скрылся, прошел вперед и повел осла за собой. Только сделали они несколько шагов, навстречу им сильно подвыпивший крестьянин. Хлопнул себя по бедрам, заржал:
Ха-ха-ха! Вот так комедия! Один осел другого ведет. Этого молодца надо долой с осла: пускай бежит, а сидеть старик должен. Счастливый вам путь, господа, тому и другому!
И повалился возле дороги, да и остался там лежать. А мельник с сыном продолжали свой путь. Потом мельник сказал:
Слезай, сынок! Я что-то устал.
И сел на осла; так они почти до самого города добрались.
Только стали спускаться под гору, догнали их женщины, которые тоже на ярмарку шли. Одна пожалела мальчика бедненького за то, что ему приходится пешком идти, другая осла, что он должен мельника на себе тащить, так что колени подгибаются. Мельнику крепко досталось. Мельник все терпел, только головой качал, но скоро слез с осла и повел его порожняком за собой.
Потом встретился им гусар, который сильно шпорил коня.
Ну, таких дураков дьявол вас возьми совсем я в жизни не видал: иметь осла и пешком идти. Уж не знаю, то ли тебя, усатого, то ли обоих вас за ослов считать?
Ругнулся еще раза два да и след простыл.
Сядем вместе на осла, сынок, ни черта ведь с ним не сделается.
Посадил мельник парнишку впереди и сам на осла вскарабкался. Осел теперь еле ноги волочил, а с ярмарки уже целая толпа народу возвращалась. Вся долина смехом огласилась, когда люди увидели, как наши всадники гарцуют.
Далеко ли путь держите? спросил один из встречных.
Видно, из Иерусалима в Эммаус перебираетесь? крикнул другой.
Не скорей ли будет пешком? заметил третий.
Так у вас осел на дороге сдохнет. Коли хотите, чтоб он жив остался, сами его на руки возьмите, издевался четвертый.
И прошли, не слушая, что бормочет себе под нос мельник. Вдруг у осла ноги подкосились.
Ей-ей, тятя, сейчас он сдохнет, сказал паренек. Давай слезем, чтобы нам хоть как-нибудь без беды в город попасть. А то ярмарка кончится, пока мы дотащимся.
В конце концов осел лег, и они уже никак не могли его с места сдвинуть.
Видно, в самом деле придется нам его, как тот говорил, себе на плечи взвалить, чтобы хоть до города добраться; а там он отойдет.
Не беда, дотащим!
Парень вынул из сумки веревку, связал ослу ноги, продел дубину, и взяли они его на плечи. Упарились оба, но тащили, пока ноги двигались.
Как раз шли из Попрадова туда же на ярмарку вербовщики в армию. Увидев мельника и мальчика с ослом на плечах, вербовщики обступили их и дернули плясовую. Сбежалось множество народа, и загремел такой смех, что струны чуть не полопались.
Таких дураков, как вы, мне еще встречать не приходилось, объявил капрал. Да я бы лучше его вон туда в воду бросил, чем так тащить. Все равно он у вас до вечера не протянет.
Не выдержал мельник, мигнул парню. Кинули они осла в воду в ту лужу, которая из Попрада на дорогу выступала, потому что под мостом ей мало места было. И пошли в город купить, что нужно. А осел очнулся, отдохнул, напился воды, попасся на травке и совсем ожил. Вернувшись из города, отец с сыном положили на него мешок с покупками, и он как ни в чем не бывало донес тот мешок до дому. Но уж ни отец, ни сын больше на осла не садились.
Дай бог тебе счастья, мостик!
У одного вдовца была дочь. Она часто ходила в соседний дом то попрясть, то для какой другой работы, как у девчат водится. Там, у соседей, у нее подружка была, дочь вдовы. И не обращала девушка никакого внимания на разговоры о том, будто мать этой подружки колдунья. А та всегда была с ней ласкова, будто с родной дочерью. Сладких ли лепешек напечет, другое ли что в доме у них заведется, всегда она обеих девушек этим поровну наделяла. И наша девица так ее любила, словно та ей родной матерью была.
Раз пришла дочь вдовца на посиделки: сели обе девицы за прялку и начали прясть. Баба-яга, как будто невзначай, подмигнула им и промолвила:
Как бы хорошо было вам, детки, в одном доме жить да всегда вот так вместе сидеть! Будто две сестрицы! Ты бы, милая, отцу шепнула: что он все один да один? Живи я с вами, могла бы по дому помочь. Вам обоим было бы лучше.
Девушка промолчала, но подумала, что и в самом деле это было бы хорошо.
А вернувшись домой, и говорит отцу:
Отчего ты не женишься, отец? Тебе была бы помощь, да и у меня, сироты, была бы мать. С доброй мачехой я жила бы душа в душу. Возьми замуж соседку; она со мной всегда такая ласковая.
Ах, дочка, ответил отец. О нашей соседке толкуют, что она колдунья. Ну, разве такая годится в мачехи?
Да ты уж только женись. А она будет ко мне ласковой. Мало ли чего не толкуют! Все это неправда.
И уговаривала отца до тех пор, пока тот не посватался. Но что же вышло? Не успели свадьбу сыграть, стала мачеха донимать падчерицу, да так, что и описать невозможно. Всякую работу заставляла ее делать, отдыху не давала с утра до вечера. И не кормила, как следует: в один горшок с собакой кое-каких объедков ей кинет, да лепешек из золы напечет; а вместо платьев обноски ей отдавала, которых ее родная дочь уж носить не могла. Родную-то дочку она, понятно, не обижала! Та у нее всегда нарядная, как пава, ходила с карманами, полными сдобных булок и всякой сладкой снеди. Но дочь была такая же злая, как мать. Приходила к падчерице и, глядя, как та трудится, начинала скалить зубы, сытая, нарядная: