На третий день пришел волк за сапогами.
Ну как, соседушка? Готовы сапоги?
Да были бы уж готовы, дорогой соседушка, ласковым голосом ответил сапожник, кабы не дратва. Не можете ли вы раздобыть сколько-нибудь льну и конопли?
А в мочильнях было много этого добра, уже вымоченного и вынутого для просушки. Ночью волк натаскал сапожнику целую кучу на загуменье. На другой день сапожникова жена все как следует высушила и вытеребила, радуясь тому, что будет теперь что прясть да ткать и во что детей одеть.
Через три дня волк опять пришел за сапогами.
Ну, соседушка, готовы сапоги? Ага, вон они стоят. Какие хорошие! Это ведь мои?
А там на лавке и впрямь стояли новые сапоги, сшитые из кожи, которую сапожник занял у скорняка под шкуру той телки, чтобы поскорей в первый раз целые сапоги сшить. Но теперь, став мастером, сапожник наш повел такую речь:
Ах, были бы они ваши, дорогой соседушка! Только вот заковыка: мне заказал их наш деревенский судья, а ваши-то еще в работе. Да какой толк что в этих, что в ваших, когда у меня нет чем их смазать. Вот если б вы с лесного выгона боровка принесли, чтобы мне было из чего сала натопить. Как принесли бы, так через два дня сапоги и надели бы.
В полночь на загуменье уже был толстый, жирный боров. В доме сапожных дел мастера появилось вдоволь сала, и жена его радовалась, что есть у нее теперь на чем лепешки печь.
На третий день волк опять пришел. Сапожник подал ему готовые сапоги, но волк обуть их не мог.
Нет, говорит, они мне не по ноге.
Не огорчайтесь, соседушка, ответил сапожник. Найдутся у меня и для вас подходящие. Мне хотелось только доказать вам, что вы не можете носить такие сапоги, как все. Я иначе устрою. Идите за мной.
Привел он волка к яме во дворе, в которой заранее белой глины намешал.
Ну, говорит, коли желаете в сапоги обуться, прыгайте ногами в яму.
Волк прыгнул, а когда вылез обратно, ноги его, покрытые глиной, так и блестели.
Вот видите, соседушка, теперь вы обуты в прекрасные, блестящие белые сапоги, каких никому носить не доводилось. Я уж для вас постарался, чтобы вы помнили, кто вам сапоги шил. Только одно скажу вам: по камням, по горам бегайте в них сколько хотите, но в воду или по росе ни ногой! Ведь нам, сапожникам, работы больше, коли народ в сапогах по воде ходит.
Но волк сапожниковых наставлений не дослушал: гордясь своими сапогами, он уже бежал по загуменью.
Теперь не стану больше шататься по лесу, говорил он себе, любуясь обновой. Буду ходить по дорогам, как люди, коли на ногах у меня сапоги.
И важно зашагал по шоссе. Навстречу ему обоз; только волк с ним поровнялся, возчики взялись за кнуты, а хозяева послезали с возов с топорами в руках.
Волк, волк! закричали и погнались за ним, чтобы убить его.
В такой беде не до сапог. Он словно с виселицы сорвался прыг в реку! И счастье его, что река была широкая да глубокая, так что погоня уже не могла его догнать. Но когда он переплыл реку и выбежал на другой берег, сапог на ногах как не бывало: вода их начисто смыла. Ну и разозлился же волк! Если б там мастер был, который его так обул, он разорвал бы негодяя на куски: так скалил зубы, так щелкал ими, так рычал!
Не помня себя от злости, побежал он обратно к сапожнику и, не слушая никаких объяснений, объявил ему, что завтра, в таком-то часу, будет драться с ним на поединке: чтобы тот достал себе двух секундантов, а он, волк, приведет своих, и они будут биться не на живот, а на смерть возле такого-то дуба в лесу.
Ладно. Позвал волк в секунданты белку да кабана, и стали они ждать противника под раскидистым дубом. Сапожник долго не показывался, и волк говорит белке:
Влезь на дуб да погляди, идет он сюда, или нам придется пойти к нему и разорвать его там на куски со всей его шайкой.
Влезла белка и запищала:
Батюшки мои! Идет, идет, да с двумя секундантами: у одного позади кровавые огни полыхают, а другой как ступит шаг, так камень подымет. Ай-ай, как страшно!
И она так и осталась на дереве.
А кабан с перепугу зарылся под деревом в листья, так что и рыла не видно. Что оставалось делать волку, всеми покинутому? Пустился он наутек в лес, не думая о том, что опять убегает от человека босой, стирая и раня себе ноги.
Сапожник в самом деле через несколько минут подошел к дубу с секундантами: своим собственным петухом, у которого красные перья в хвосте ветер трепал, отчего белка, сидя на дубе, дрожала, приняв их за огненные языки, да хромой собачонкой, которая на каждом шагу ковыляла и мордой в землю тыкалась, будто в самом деле камни подбирала. Как увидела ее белка вблизи, тотчас спряталась за ствол, чтобы та ее первую камнем не достала. Кабан из-под листьев носа не высунул. Волк был уже далеко. Сапожник наш подождал-подождал и ушел. Страшной битвы так и не произошло.
Кобыла, кобыла, лучше добром отдай жеребенка. Все равно съем!
А кобыла в ответ:
Ладно, ладно, только он еще не крещеный. До крещения как его есть?
Это вздор. Я его окрещу.
Что ж, коли хочешь сам себя в священники произвести, твое дело. Сойди к берегу: я подведу его поближе с воде.
Волк стал на берегу; кобыла пошла к воде; жеребенок за ней. У волка уж слюнки потекли. Но кобыла двинула его копытами так, что он очутился на самой середине озера.