Дивчине вашей, Вереникиной, спасибо передай, продолжал Мордовцев. Хорошо она нам помогла. Надо ее к награде представить, заслужила. Да и парня этого, Карандеев, да? Пусть и посмертно.
Алексеевский покивал согласно, щелкнул крышечкой часов, поднял глаза на Наумовича.
Карандеева где похоронили?
Там, где нашли, Станислав Иванович, на берегу Дона. Похоронили хорошо, с почестями. Обелиск, правда, временный, деревянный, поставили. Но разделаемся, вот, окончательно с Колесниковым
Да, таких людей, как Павел, должны помнить. Алексеевский застегивал шинель, лицо его помрачнело.
Все трое они вышли из сельсовета; у крыльца Мордовцева и Алексеевского ждал готовый уже в путь эскадрон. Командир кавбригады, Милонов, прощаясь сегодня утром (бригада возвращалась в Митрофановку, на станцию), приказал этому эскадрону сопровождать губвоенкома и председателя губчека с несколькими еще губернскими работниками до Кантемировки.
Наумович за руку попрощался с Мордовцевым и Алексеевский. Алексеевский обнял вдруг Наумовича.
Скоро увидимся, Станислав. Занимайся пока тем, что я сказал. Главное знать: где Колесников, что замыслил и что предпринял.
Наумович, удивленный и несколько смущенный порывом председателя губчека, молча кивал понял, Николай Евгеньевич, все будет исполнено.
Брички, а следом и эскадрон тронулись в путь.
У Смаглеевки, километрах в пятнадцати от Кантемировки, за дальним бугром показались два всадника. Они с дальнего расстояния, не приближаясь, явно рассматривали отряд две брички (на первой стоял станковый пулемет) и сопровождающий их эскадрон. Всадники некоторое время двигались параллельным курсом, то пропадая в ложбинах, то снова появляясь.
Не иначе как недобитые колесниковцы,
кивнул в сторону всадников Мордовцев. Видишь: едут и боятся.
Может быть, рассеянно кивнул Алексеевский, думая о своем. Ничего, посмотрят и сгинут. Что им еще остается?
Федор Михайлович, разрешите пугнуть? командир эскадрона, черноволосый, в белой кубанке казачок, вплотную подъехал к бричке, рукоятью плетки показывал в сторону всадников. Что-то они мне не нравятся. Прилипли, как банные листы.
Да чего их пугать! отмахнулся Мордовцев. Они и так теперь напуганы. Оставьте, сами уедут.
Всадники в самом деле скоро скрылись из виду, и все успокоились, забыли о них. Тянулась однообразная зимняя дорога, колеса бричек тарахтели по мерзлому скользкому тракту, лошади трусили с опаской, фыркали недовольно. Эскадрон шел сбоку, по снежной неглубокой целине, снег податливо шуршал под десятками копыт. Ночь совсем уж растворилась в зимнем белесом мареве, но солнце так и не показалось; кажется, занималась метель, сыпалась с неба мелкая сухая пороша, поднялся ветер. Ехать становилось все холоднее; Мордовцев кашлял, и Алексеевский с тревогой поглядывал на губвоенкома не заболел бы Федор Михайлович окончательно.
Бахарев, комендант губчека, ехавший вместе с Мордовцевым и Алексеевским, спрыгнул на дорогу, некоторое время бежал рядом с бричкой, согревался. Махнул и Алексеевскому присоединяйся, мол, Николай Евгеньевич, но тот отказался с улыбкой не замерз. Сказал Мордовцеву, может, ноги в бричку поднимешь, Федор Михайлович, сено тут, теплее, но Мордовцев помотал головой и спросил про время не опоздают ли они к поезду.
Показался впереди, на дороге, всадник; по всему было видно, что спешил гнал коня не жалеючи.
Спрыгнув у брички Мордовцева, верховой, с красным от ветра молодым лицом, возбужденный быстрой ездой, кинул к шапке руку.
Товарищ военком, комбриг товарищ Милонов просил передать командиру эскадрона Мелентьеву, чтобы он не задерживался в Кантемировке бригада уже погрузилась в эшелон и
Ясно, ясно, остановил верхового Мордовцев. Я и сам уже думал, что держим комбрига. Да и до станции теперь рукой подать Мелентьев! позвал он комэска, и тот тронул коня, подъехал.
Мы тут сами, Мелентьев, сказал Мордовцев. Скачите в Митрофановку, ждут вас.
Приказано было до Кантемировки, возразил командир эскадрона в некоторой растерянности.
Мордовцев, а за ним и Алексеевский сошли с брички.
Ничего, езжайте, твердо решил военком. Видишь: пусто кругом.
У Чехуровки простились с эскадроном. Мордовцев с Алексеевским по очереди пожали руку Мелентьеву, нагнувшемуся с коня, поблагодарили за помощь. Комэск белозубо улыбался, козырял; в следующую минуту эскадрон, подчиняясь его воле, резво ушел вправо покатилось по снежной пустынной степи белое облако. А брички одиноко покатились дальше.
Давай остановимся в Скнаровке, Николай Евгеньевич, попросил Мордовцев. Что-то я совсем задубел.
Алексеевский глянул на часы, согласился.
Давай. Минут тридцать сорок у нас есть.
В Скнаровке соломенной, в печных дымах деревушке они спросили у катающейся с горки ребятни, где можно остановиться, чаю попить?
Вперед выступила закутанная до бровей девчушка, назвала смело: у Лейбы, Михаилы Тимофеевича.
Он самый богатый у нас, добавила девчушка. У него мед и самовар есть.
Ишь ты, все знает! засмеялся Алексеевский. Как зовут-то тебя?
Даша.
А живешь где?
Вона, напротив Лейбы.