Ну? Многих убил?
Маншин испуганно замотал головой.
Ни! Никого! Вот те крест! и перекрестился.
Ладно. Допустим. В банде давно?
Та с первого дня. Як восстали, так и забрали.
Значит, силой принудили?
Силком, силком!
Ладно, ревтрибунал разберется. Думаю, рассчитывать тебе не на что.
Гражданин следователь! Станислав Иванович! Демьян по-собачьи преданно заглядывал в лицо Наумовичу. Та правда, шо я до Колесникова не по своей воле пошел! И не один я. Дезертиры да подкулачники те с охотою, а нам, беднякам, куда деваться было?
Ну, допустим, допустим, хмурился Наумович. Сурово посмотрел Маншину в глаза. Ты вот что Жить хочешь?
Демьян криво усмехнулся кому жить неохота.
Тогда вот что, Маншин. Полки мы ваши бандитские разбили, но Колесников, сволочь, ушел недобитый, драться с ним еще придется, снова кровь лить. Убить его надо, понял?
Демьян вздрогнул.
Я?!
Ты. Раз наших не убивал, раз силком тебя к Колесникову А главное вину перед Советской властью искупишь. Руки у тебя все равно в крови
Так вы меня
Да, мы отпустим тебя, вернешься в банду. А там выбирай момент да целься получше
Не поверят мне. Как вертаться? Где был?
В плену был, бежал. Мы устроим так, что поверят тебе.
«Соглашаться, мабуть, надо, быстро соображал Демьян. Колесникова могут и без меня пристукнуть, зато я цел останусь»
Подумать надо, гражданин следователь.
Подумай. Но учти: у тебя времени до утра. А там трибунал, там разговор короткий.
«Да, в трибунале блины быстро пекутся, знаем», прикидывал Демьян. А что, правда: шлепнуть Колесникова простят,
поди, в чека. Но это ж не зайца подстрелить! Он при телохранителях, штабные все время около Значит, тебя шлепнут, сказал голос внутри, выбирай, Демьян.
Макарчук отвел Демьяна в небольшой, но крепкий с виду сарай, наказал двум красноармейцам с винтовками: «Этого бандита сторожить пуще глаза, понял, Лавыгин?» Лавыгин рукастый, с забинтованным глазом молча кивнул, втолкнул Демьяна в темное нутро сарая, где были другие пленные. На ощупь Демьян пробрался в дальний угол, сел на какие-то жерди, притаился. К нему шепотом обращались, спрашивали, из какого он полка, но Демьян, как воды в рот набрал, не отвечал.
На рассвете он постучал в дверь, тихо сказал часовому, чтоб позвал следователя Станислава Ивановича. Тот грубовато ответил: «Жди. Допрашивают». А через полчаса, не больше, затарахтел поблизости пулемет, захлопали винтовочные выстрелы, занялся суматошный скоротечный бой. Люди в сарае (с Демьяном было человек двенадцать) попадали на пол, на вонючие, в навозе, доски, кто-то радостно матерился, нетерпеливо приподнимал голову к серым рассветным щелям, стараясь увидеть и понять, что происходило на воле. Потом послышался знакомый голос: «Пленных взять с собой, Макарчук!» Тотчас завозился кто-то у замка, но теперь уже в каких-то ста метрах забил ручной пулемет, трахнул винтовочный выстрел, еще один за дверью охнули, тяжело упало тело. Голос испуганно закричал: «Макарчука ранило, Станислав Иванович!»
В тачанку его, живо-о!
Подлетели копыта, фыркали невидимые лошади.
Осторожней, в грудь его
Лошади сорвались с места, и сразу же ударила с этой тачанки тугая пулеметная очередь.
Уйдет чека, уйдет! злобно бил кулаком о кулак лежавший у самой двери детина в рыжей, местами прогоревшей шинели. Кони у них добрые, не догнать и вдруг смолк, странно и быстро ткнувшись носом в присыпанную сенной трухой половую доску: шальная пуля решила все в мгновение.
Скоро все стихло. Чекистский отряд ускакал, отстреливаясь. К хутору шла какая-то конница мелко и глухо подрагивала под копытами сотен лошадей земля. В сарае все повскакивали, молотили в дверь чем попадя, а с той стороны уже сбивали замок железом, и через минуту дверь широко распахнулась
Первым, кого увидел Демьян, был Колесников. Он сидел на коне посмеиваясь, поигрывая плеткой. На боку белой нарядной рыбицей висела шашка. Рядом с Колесниковым скалили зубы Марко́ Гончаров и Сашка Конотопцев.
С добрым утром, земляки! насмешливо сказал Колесников, и бывшие пленники запереминались с ноги на ногу, потупили головы, шапки даже поснимали, а потом кинулись к своим освободителям, возбужденно гогоча, обнимаясь
«Вот видишь, как все обернулось, гражданин следователь, думал Демьян. Колесников, выходит, спас меня от трибунала. Как теперь руку на него поднять?..»
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Шестаков не выдержал мощного удара Колесникова силы были явно неравные, решающий перевес имела конница: два эскадрона под командованием Ивана Позднякова оттеснили красные части от Криничной, вынудив их спешно отступать к Митрофановке. В саму Митрофановку Колесников не пошел, не было в том нужды: во-первых, с отрядом Шестакова (так он считал) было и в этот раз покончено, красные наголову разбиты, во-вторых, надо было спешно идти назад Старую Калитву заняли Белозеров и Качко. Новую Калитву пока еще держал в своих руках Богдан Пархатый, но если не помочь ему
Колесников спешил, понимая, что должен вернуть Старую Калитву во что бы то ни стало ее переход
в руки красных дурно влиял на войско. Хоть и старался Безручко со своими речами, дух в банде был не ахти: многих убили, многие сбежали. Но оставшиеся были по-своему надежны: у большинства из них руки в крови невинных советских людей.