Не тяни время, Назаров! высоким, срывающимся голосом заверещал Нутряков. Красных надо выбить из Евстратовки через час, не больше. Иначе к ним явится подкрепление, и тогда
Ладно, я поихав, покорно согласился Григорий и в сердцах стеганул взвившегося под ним коня.
Маневр с обходом красного полка Колесников придумал хороший: Назаров с орудиями и пулеметами обрушил сильный огонь на фланги Белозерова, конница же скрытно, оврагами ушла в обход Евстратовки, скоро слобода была почти окружена.
Вот так! На обветренном лице Колесникова дергались злые желваки. А то «хлопци утиклы». Вояки, мать вашу за ногу!.. Сам трусишь, и хлопци твои в штаны понаклали
Штабные, сдерживая коней, посмеивались: прав дивизионный командир, чего там! Небольшая хитрость и пожалуйста: скоро и этому красному полку крышка.
Отсюда, с крутолобого заснеженного бугра, хорошо видно поле боя. Поднялось уже малиновое, настывшее за ночь солнце, в слабых его лучах отчетливо проступили невидимые до той поры дома, дворы, сараи. Теперь можно было точно определить, какими именно силами обороняется полк Белозерова, понять, где у него уязвимые места. Колесников видел, что за Евстратовку бьется грамотный и смелый командир он умело организовал оборону. Красные не собираются отступать, такой у них, наверное, приказ, что ж, тем хуже для них время полка сочтено. Вот-вот появится со стороны Колбинского конница Назарова, ударит полку в тыл Интересно, не тот ли это Белозеров, которого он знал еще в четырнадцатом. Надо будет потом посмотреть на убитого или сказать, чтоб Опрышко привез его документы.
Ну вот наконец и конница Но что это за отряд на дороге со стороны станции. Неужели к красным пришло подкрепление?!
Бачишь? Безручко коленом толкал Колесникова. Эх, Гришка, морда твоя немытая. Таку возможность упустил! Ну, погоди, харя трусливая!
Да, на выручку Белозерову шел, а вернее, бежал уже полк Аркадия Качко, на ходу разворачиваясь в боевые цепи, бесстрашно принимая на себя удар конницы. Дружно ахнули винтовочные залпы, началось столпотворение: раненые и убитые лошади со всего маху опрокидывались на землю, всадники летели через их головы с криками ужаса, задние напирали, топтали и добивали упавших, а, вылетев из давки на плотный оружейный огонь, сами падали или поворачивали назад, сталкиваясь с теми, кто летел еще по инерции вперед. В какую-то минуту перед развернувшимся полком Качко и правым флангом воспрянувшего духом Белозерова образовалась давка из коней и всадников: вскидывали головы и ржали смертельно раненные лошади, дико орали всадники; конница смешалась окончательно, повернула назад, но бежать ей мешал Григорий Назаров с наганом в руке он носился на своем коне взад-вперед, стрелял в отступающих. После очередного залпа красных Григорий дернулся и сполз на землю лицом в грязный, истерзанный копытами снег, а конница, никем теперь не удерживаемая, покатилась восвояси в овраг, из которого и появилась. Побежала за конницей и пехота.
Трусы! Подлюки! орал навстречу скачущим и бегущим Безручко и тоже дергал из кобуры застрявший отчего-то наган, тоже палил в чье-то безумное, с вытаращенными пьяными глазами лицо. Наза-ад!.. Пулеметы где, подлюки-и Назаров где? Григорий!..
Убили Назарова-а прокричал мчащийся мимо какой-то расхристанный, с окровавленной физиономией всадник, и Безручко так и остался с раззявленным удивленным ртом.
Пора и нам, Иван Сергеевич, того Нутряков выразительно посмотрел на Колесникова.
Чего «того»?
Тикать, чего же еще?! выматерился Безручко. Красные, бачишь, артиллерию ладят, сейчас нас с тобою шрапнелью угостят заместо каши Тика́ем, командир!
Надо бы тело Назарова взять, сказал Колесников, привстав на стременах, вглядываясь в поле боя.
Яке там тело! Безручко сплюнул. Дерьмо за собою таскать Поихалы, Иван, поихалы! А то красные зараз и из нас с тобою «тела» зроблять!
Остатки Старокалитвянского полка с командным резервом Колесникова удирали с поля боя. Многие бандиты, побросав оружие, бросились кто куда в те же спасительные овраги, в свежие еще снарядные воронки, в скирды соломы Стороной катилась молчаливая, насмерть перепуганная конница.
Над Евстратовкой стояла грязная снежная туча, солнце с трудом пробивалось сквозь нее, печально оглядывая корчившихся или уже недвижно лежащих на земле людей и коней, загоревшуюся
на краю слободы избу, поднимающийся к самому небу отчаянный женский крик
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Очнулся Демьян скоро; сгоряча вскочил на ноги, собираясь что-то предпринимать, ловить ли нового коня (вон, их сколько носится без всадников), бежать ли на красных врукопашную, но в следующее мгновение понял, что ничего больше делать не придется: от банды их и след простыл, а по полю боя с валяющимися трупами людей и лошадей разъезжали какие-то верховые в буденовках, склоняясь над убитыми и внимательно вглядываясь в их лица. Поодаль стоял высокий, с красными крестами на брезенте фургон о двух лошадях, возле него суетились незнакомые Маншину люди, слышались голоса, чьи-то стоны.
Маншина заметили; трое конных (среди них один был в кожанке и черной кубанке с красным верхом) неторопливо поскакали к нему, и Демьян судорожно цапнул с земли обрез, передернул затвор.