Не надо, ничего не надо, торопливо говорила Катя и вела Лиду сквозь примолкших, расступающихся штабных. Полежит, придет в себя, успокоится
В боковухе, плотно прикрыв дверь, Катя твердым шепотом говорила Лиде:
Лида, милая, возьми себя в руки и слушай, что я тебе буду говорить. Ты меня слышишь? Лида слабо и настороженно кивнула. При первой же возможности я помогу тебе убежать отсюда, поняла?.. Не удивляйся и не смотри на меня так. Твоя мама жива и здорова, в Меловатке бандиты больше не появляются. Пока потерпи и помоги мне
Лида оторвала от подушки мокрое вздрагивающее лицо, глаза ее смотрели на Вереникину недоверчиво, настороженно.
Правильно, правильно! говорила Катя. На твоем месте я бы тоже так смотрела. Но у меня нет времени, Лида! Сюда могут войти каждую минуту!
Что ты от меня хочешь? спросила Лида.
Расскажи мне все, что ты знаешь о бандах, все, что увидела и услышала здесь. Какая численность дивизии, какое вооружение, связи. Особенно связи, это очень важно. Через каких-то людей Колесников знает о наших планах
Я не понимаю.
Ну кто и откуда приезжает к вам к ним в штаб, дает сведения о красных? Кто снабжает банды Колесникова боеприпасами Быстрее, миленькая, быстрее!
Ты кто? прямо спросила Лида и села с ногами на кровати, отодвинулась к стене. Смотрела теперь со страхом на Вереникину, судорожно смахивала с лица волосы, заправила их за маленькие аккуратные уши. Ты хочешь, чтоб меня убили, да? Тебя Сашка Конотопцев подослал, да?
Катя в отчаянной растерянности обернулась к двери. Бог ты мой, ну что делать, что?! Она и сама страшно рискует, ведь Лида может не выдержать, в случае чего!.. Но Наумович сказал твердо: это наша, советская дивчина, Катя, а все остальное ты должна сделать сама. Может, не спешить, подождать другого раза? А будет ли еще возможность увидеться? Что-то, конечно, она и сама уже знает, пройдет время узнает больше, если, конечно, все будет благополучно. Теперь же дорог каждый день, каждый час, губчека нужны сведения, через три дня за ними придут, возможно, Павел Карандеев или Федор Макарчук Всего этого Лиде говорить нельзя, единственное, что она должна знать, чувствовать, что рядом с нею надежный человек, на которого можно положиться, довериться ему Как все это объяснить бедной девушке?!
Колесников он надругался над тобой, да? спросила Катя.
Лида, отвернувшись к стене, тихо и горько заплакала, не ответила ничего; потом вытерла щеки ладонями, решительно повернулась, сказала:
Ладно, может, ты и врешь все, и меня могут убить Но за Макар Василича, за Ваню Жиглова За всех наших, меловатских, которых бандиты побили
Дверь в этот момент открылась, вошел Зайцев, врач, в городском сером пальто, в круглых, запотевших с мороза очках, в серой заячьей шапке. В комнате резко запахло лекарством, табаком. Зайцев не стал ничего спрашивать, покачиваясь он явно был пьян, накапал в кружку какого-то лекарства из желтого пузырька, протянул Лиде.
Выпей. И полежи с полчаса, если хе-хе дадут. Обычный нервный срыв, пройдет. Некоторые молодые особы отчего-то боятся приятных занятий. Напрасно. Х-хе-хе и ушел, посмеиваясь, аккуратно прикрыв дверь.
Говори, Лида, быстрее! потребовала Катя.
Лида, лежа, стала лихорадочно вспоминать все, что знала: штабные обрывочные разговоры, бумаги, которые переписывала, визиты из штаба Антонова, Моргуна, его внешность, фамилию «Выдрин», которую она случайно подслушала
Так, так, тихо повторяла Катя. Умница, молодец.
Письмо от Антонова привез Моргун, и он знает Выдрина, я это поняла, шептала Лида.
Дверь снова открылась, на пороге стоял Безручко.
Ну, шо тут у вас, Кузьминишна? грубо спросил он. Невеста готова? Надо иттить, а то гости скоро попадають.
Лида встала, глянула на Катю.
Иди, сказала та. Иди, милая.
Бледная, как полотно, Лида сделала несколько неверных шагов вперед. Безручко захохотал.
Ну шо за бабы пошли, а? Ее замуж берут, а она еле ноги переставляе
В горнице между тем нетерпеливо
взвизгивала гармошка, а Ванька Стреляев, дерезовский, бил в пол тяжелыми сапогами.
Горько-о!.. Горько-о!.. орали штабные, завидев вернувшуюся Лиду, а она шла на подкашивающихся ногах сквозь, этот звериный рев, табачный плотный дым, визг гармошки и липнущие взгляды сытых жеребцов; Колесников молча посмеивался, ждал ее
«Выхватить бы сейчас у кого-нибудь из них наган, да в морды эти, в морды» думала Катя, сцепив зубы, всеми силами унимая в себе дрожь; и тотчас поймала на себе внимательный, вовсе не пьяный взгляд Сашки Конотопцева
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Ты чого тут шаришь, ворюга?! заорал он дурным голосом, а вскочивший следом Опрышко, деловито сопя, клацал уже затвором винтовки.
Переполох кончился тем, что Филька обматерил Зуду, велел за лысиной наблюдать «при случа́е», и лучше спросить, а не лапать, да еще ночью. «Прибью, если еще разбудишь», пригрозил он Сетрякову.
Дед ушел к себе в пристрой, вздыхал, вспоминал непутевую свою жену, бабку Матрену. Матрена, как только он вступил в банду, поделила их избу ситцевой занавеской на две половины и запретила за эту занавеску заходить. Отделила она и чугунки-кастрюли, картошку в подполе, остатки зерна в ларе, а кусок желтого сала, который он берег еще с той зимы, просто спрятала. Явно спятившая Матрена таким образом обрекала его на голодную смерть, ни в какие переговоры не вступала с бандюком, мол, ей не об чем говорить. Хорошо, что он при штабе, кой-чего из харча перепадало. Спасибо Колесникову, определил на хорошую должность, тут хоть и забижают, зато тепло и сытно. А вот Матрена круто завернула, душа у него на место никак не станет.