Отдохнув и немного успокоившись, Мария Андреевна пошла дальше. На Новую Мельницу она пришла к полудню. Вдоль меловых бугров идти было полегче, не то что по лугу дорога тут посуше. Черная Калитва, справа, лежала подо льдом и снегом, но у самого мостка дымилась глубокая и широкая полынья, билось у ее края вздрагивающее на ветру гусиное перо.
Марию Андреевну, еще за мостком, встретил конный разъезд: Демьян Маншин и кто-то второй, незнакомый ей, на приземистой пузатой лошади. Демьян поздоровался первым, спросил, по какому, мол, она делу тут штаб дивизии, запретная зона. Мария Андреевна с сердцем ответила Демьяну, что плевать ей на штаб, пришла она до Ивана. Маншин растерянно переглянулся со своим напарником видно, у них был на этот счет какой-то приказ, никого не подпускать к Новой Мельнице, но мать атамана под приказ этот, наверное, не попадала «Да нехай идет, Демьян!» махнул рукой тот, на пузатой лошади, и Маншин тогда тоже махнул иди.
Сразу при входе в хутор на глаза Марии Андреевне попался дед Зуда, Сетряков, тащил откуда-то охапку соломы. Она знала, что старый этот придурок напросился в банду, его определили истопником при штабе, значит, он должен знать, в каком доме Иван.
Андре-евна-а пропел удивленно Сетряков, сбивая на затылок рваный свой, наползающий на глаза треух. Какими божьими судьбами?
Божьими, божьими, сурово ответила она. Где мой-то?
Сетряков, бросив солому, повел ее к дому с голубыми ставнями. Всюду во дворах видела она людей с оружием, лошадей под навесами или просто так; из одного двора торчало круглое рыло орудия.
«От антихрист, от антихрист!» скорбно качала она головой.
Что у него девка тут, что ли? спросила Мария Андреевна Сетрякова. Или брешут в Калитве?
Может, и не брешут, осторожно промямлил дед Зуда. Ды только хто их, молодых, разберет? Я, Андревна, теперь не в самом, значит, штабе, при Иване, а в при-строе, во дворе, и за лытки хи-хи нико́го не держав.
Дурак, ровно сказала Мария Андреевна. Не знаешь так и скажи.
Колесников увидел мать из окна, вышел на крыльцо в гимнастерке, без ремня, с непокрытой головой, с невыспавшимися пьяными глазами. Смотрел на нее с каменным неподвижным лицом, ежился от холодных капель, срывающихся на шею с навеса крыльца. Вышел на крыльцо и Марко́ Гончаров у того морда вовсе распухла от беспрестанной, видно, гульбы.
Здравствуй, Иван, сухо сказала Мария Андреевна и оперлась на палку, тяжело дыша: нет, не для ее ног эта дорога.
Добрый день, мамо, ответил Колесников безрадостно и стал спускаться с крыльца. До мэнэ, чи шо?
До тэбэ, до тэбэ, потрясла она утвердительно головой и пристально посмотрела сыну в лицо. Колесников отвернулся.
Мария Андреевна вошла в чужой дом, где жил Иван и где размещался его штаб, заметив при этом, что Марко́ Гончаров настороженно и вопросительно глянул на Ивана, а тот недоуменно пожал плечами, сам не понимаю, чего явилась. Выскочили на голоса у порога Кондрат Опрышко с Филькой Струговым, осклабились почтительно, Филька хотел даже принять у матери атамана дорожный посох, но Мария Андреевна не дала, отвела руку. В горнице были еще какие-то люди, Мария Андреевна узнала Сашку Конотопцева, были тут же и Гришка Назаров, Иван Нутряков В горнице был накрыт большой стол, гудели голоса, табачный дым стоял коромыслом. Мелькнуло девичье лицо, и Мария Андреевна с упавшим сердцем сказала себе: «Она!»
Колесников прикрыл дверь в горницу, ввел мать в другую комнату, где стояла широкая двуспальная кровать с блестящими шарами-шишками и с высокими, горкой уложенными подушками; над кроватью, в деревянных рамках, висели фотографии чужих, незнакомых ей людей.
Колесников молча ждал.
Ну? наконец не выдержал, грубо спросил он. Чего пришла?
Она не отвечала, смотрела на него какое-то изменившееся, жестокое лицо, поседевшие виски, нечесаная голова
Что ж ты делаешь, Иван? с отчаянием в голосе спросила Мария Андреевна, и из глаз ее сами собою покатились слезы.
Что!.. дернул он плечом и криво усмехнулся. С Советами воюю, ты знаешь.
За кого ж ты воюешь, Иван?
За кого За народную власть. Без коммунистов, поняла? Красной Армии скоро конец, долго не протянет. Вон, у Антонова какая сила!..
Мария Андреевна покачала головой.
Не для того люди царя сбрасывали, Иван. Старую власть назад никто не допустит.
А царь нам теперь ни к чему, хохотнул Колесников. Свои командиры будут. Глядишь, потом и про меня вспомнят.
Разобьют вашу шайку, Иван, не надейся.
Не шайку, мамо! строго и обиженно сказал Колесников. У нас такие ж части, как и в Красной Армии. И лупим мы их как цуциков!
Да слыхала я, слыхала. Мария Андреевна слабо махнула рукой. В Криничной сонных красноармейцев порезали, в Терновке
Это военная хитрость, хмыкнул Колесников. Тут уж кто кого. Смертная игра.
Ото ж и оно, что игра. Мария Андреевна горько вздохнула. Втянули тебя как Ивашку-дурачка, а ты и рад командиром поставили.
Колесников вскочил.
Никто меня не втягивал, мамо! И про Ивашку ты брось Они у нас все поотымали. Батько да дед горб гнули-гнули, а где все наше добро? Где? Где кони, коровы, веялки, земля где? Что, кроме голых рук, у меня осталось, а?