Таковы были наши взаимоотношения с англичанами, пока интересы и политика Англии и "Свободной Франции" не противоречили друг другу, хотя порою и происходили небольшие инциденты. Когда же в дальнейшем возникли разногласия, то пропагандисты из группы "Французы говорят французам", из "Независимого французского агентства" и газеты "Франс" не встали на нашу сторону. У нас, правда, всегда была возможность выступать с нужными сообщениями по браззавильскому радио.
Действительно, с самого начала наша скромная африканская радиостанция проделала огромную работу, и я сам часто ею пользовался. Однако мы намеревались увеличить мощность браззавильской радиостанции. Необходимое оборудование было заказано в Америке. Но чтобы получить его, нам пришлось не только на долгое время запастись терпением и выплатить
крупную сумму в долларах, но и дать отпор интригам и вымогательству американцев. Так, наконец, весной 1943 на месте небольшой радиостанции, сыгравшей важную роль, в районе реки Конго возникла мощная радиостанция Сражающейся Франции.
Вполне понятно, какое значение мы придавали нашим коротким радиопередачам из Лондона. Тот, кому предстояло выступать от нашего имени, каждый раз входил в студию, преисполненный чувства ответственности. Чаще всего, как известно, приходилось выступать Морису Шуману, и все помнят, с каким мастерством он это делал. Почти каждую неделю я сам выступал по радио и с волнением выполнял этот священный долг, зная, что, несмотря на ужасные помехи, меня с тревогой слушают миллионы французов. В своих выступлениях я говорил о простых вещах: о ходе войны, показавшей ошибочность капитуляции; о национальной гордости, глубоко волновавшей французов, лицом к лицу столкнувшихся с врагом; наконец, о вере в победу и новом величии нашей матери Родины.
Однако несмотря на положительное воздействие наших радиопередач, надо было учитывать, что в обеих зонах общественное мнение склонялось к пассивному выжиданию. Конечно, повсюду с удовлетворением и часто даже с восхищением прислушивались к "лондонскому радио". Встреча в Монтуаре{144} сурово осуждалась. Демонстрация парижских студентов, которые, неся впереди "два шеста"{145}, направились 11 ноября к Триумфальной арке, была разогнана ружейным и пулеметным огнем немецких войск. Однако это выступление было волнующим и ободряющим признаком. Временная отставка Лаваля воспринималась как некая официальная попытка возрождения. 1 января по моему призыву большая часть населения, особенно в оккупированной зоне, не выходила из домов; в этот "час надежды" улицы и площади были пустынны. Все же не было никаких признаков, которые давали бы основание полагать, что большинство французов полно решимости действовать. Противник, в какой бы части Франции он ни находился, никакому риску не подвергался. Мало кто не признавал правительства Виши, а сам маршал Петен продолжал пользоваться большой популярностью. Полученный нами фильм, который снимался во время поездки Петена по крупным городам Центральной и Южной Франции, служил ярким доказательством его популярности. Большинство французов в глубине души надеялись, что Петен ведет двойную игру и что настанет день, когда он возьмется за оружие. Широко распространенным было мнение, что мы с ним вступили в тайное соглашение. В конечном счете пропаганда сама по себе, как всегда, не имела большого значения. Все зависело от хода событий.
В ближайшем будущем речь шла прежде всего о битве в Африке, в которой должна была принять участие "Свободная Франция". Начиная с 14 июля, я установил непосредственную связь с главнокомандующим английских войск на Среднем Востоке генералом Уэйвеллом и просил его свести в регулярные части отдельные французские подразделения, находящиеся в его зоне действий, и направить их в качестве подкрепления генералу Лежантийому в Джибути. Затем, когда стало известно, что Французское Сомали подчинилось соглашению о перемирии, я добился согласия Уэйвелла, чтобы батальон морской пехоты, присоединившийся к нам на Кипре в июне и укомплектованный французами из Египта, принял участие в первом наступлении англичан в Киренаике на Тобрук и Дерну. У многих патриотов во Франции и вне ее радостно забились сердца, когда они узнали, что 11 декабря доблестный батальон майора Фолио отличился в боях за Сиди-Баррани. Но теперь важной задачей являлась переброска из Экваториальной Африки к Красному морю одной дивизии - к сожалению, легкой для участия в боевых операциях.
Однако весной английское командование намеревалось нанести главный удар в Эритрее и Эфиопии, чтобы уничтожить армию герцога Аостского еще до начала других военных операций на Средиземноморском побережье. Я хотел, чтобы, невзирая ни на какие расстояния, первый французский эшелон принял участие в этой операции. 11 и 18 декабря я дал необходимые указания генералам Лармина и Катру. В составе эшелона под командованием полковника Монклара должны были находиться: полубригада Иностранного легиона, сенегальский батальон территории Чад, рота морской пехоты, танковая рота, артиллерийская батарея и обслуживающие подразделения. Бок о бок с англичанами уже сражались прибывший из Сирии в июне 1940 эскадрон спаги под командованием майора Журдье и несколько летчиков, часть которых во главе с капитаном Доделье прибыла из Райака, а другие во главе с лейтенантом Мемоном - из Туниса. С согласия Уэйвелла я дал распоряжение организовать переброску легиона морским путем в Порт-Судан. Танки и артиллерия должны были затем доставлены морем.