Вот только тут они в очередной раз просчитались. Кто хоть раз ехал в тюремном вагоне к разлому, где за жёсткие откидушки из стальных прутьев дрались до смерти, жаловаться на мягкую койку с матрасом и подушкой не станет. А мне ещё и бельё выдали. Чистое!
И только поезд тронулся, как внизу на столике умопомрачительно запахло жареной курицей, маринованными грибочками и солёными огурцами. Зазвенели стаканы с чаем и не только. Организм напомнил, что я сегодня вообще-то ещё не ел, а только занимался самоочищением. Напомнил настойчивым громким урчанием.
Ну, за дорогу! раздалось снизу, и последовавший звон посуды подсказал, что пить там будут не чай. Эх, хорошо пошла. Наливай!
Вагон оказался набит битком: ехали как отдыхающие, начавшие праздновать отпуск, стоило поезду отойти от перрона, так и семьи с детьми, весело визжащими и бегавшими по проходу, не давая пройти. Где-то в задней части шумели дембеля, легко определяемые по парадной форме с множеством рюшечек, а где-то совсем рядом уже настраивали гитару.
Но теснота не давила на людей, наоборот, она сближала, делая даже совершенно чужих незнакомцев почти друзьями на время пути.
Эй, тощий. Чё глаза такие голодные? Мамка с собой ничего не положила? поймав мой взгляд на накрытый стол, спросил уже подвыпивший мужчина в тельняшке. Айда к нам, накормим. А то трое суток твой живот слушать вся еда скиснет.
О! За то, чтоб не скисло, тут же предложил его собутыльник.
Спасибо, но нахлебником быть не хочу. Деньги у меня есть.
Что, с собой подъёмные выдали? Ну это хорошо, но от стола тоже не отказывайся. Тебе чаю налить? продолжил «моряк».
Давай школоте что покрепче, усмехнулся собутыльник в штопаной майке на длинных лямках и синих спортивных штанах с растянутыми коленями.
Рано ему, возразил третий, в синей клетчатой рубахе, джинсах и круглых очках, одним словом, интеллигент. Как тебя вообще родители отпустили?
Да как, скорее послали, усмехнулся я.
Ты это, в вагон-ресторан сходи, поешь, предложил очкастый.
Он же с нами едет, откуда столько бабок? отмахнулся бывший спортсмен в семейниках. Садись, парень. Хочешь, ногу тебе отрежу?
Если это обязательное условие, то я лучше буду голодным, но с ногами, отшутился я, и от нехитрого юмора мужики заулыбались. В этот момент поезд качнуло, скрипнули тормоза, и вагон начал замедляться.
стоянка три минуты раздалось из динамиков, и почти сразу голос начпоезда заглушил крик снаружи.
Пирожки горячие, варёная кукуруза сладкая, картошка жареная очень вкусная, орала во всю лужёную глотку бабища поперёк себя шире. Всё называемое лежало здесь же, у её ног, на промасленной газетке.
Ты это не советую. По дороге какую только отраву не продают, будешь на перроне покупать, до точки назначения здоровым не доедешь, поправив очки, проговорил интеллигент.
Точно! Дристать будешь дальше, чем видишь, хохотнув, поддержал его спортсмен. Лучше на вот, яичко съешь.
Спасибо, я сейчас, кивнул я, спрыгнув с полки, и протиснулся через стоящих в проходе парней. Курящие как раз вышли, чтобы «подышать свежим воздухом», и даже гитара на минуту смолкла за разговорами.
Выбравшись на перрон, я с удивлением понял, что к орущей торговке уже собралась немаленькая очередь. Торговаться никто не спешил, но выбирали тщательно, будто могли по внешнему виду определить, гавкало или мяукало мясо в пирожках. Один из дембелей, успевший первым, как раз встал перед торговкой и начал показательно есть беляш. Я же огляделся по сторонам, ну не может же быть, чтобы одна торговка на весь перрон была. Почти сразу заметил бабушку с авоськами, которая жалась к переходу.
Привет, бабуль, случилось чего? спросил я, подойдя ближе. Или просто поезда ждёшь?
Спасибо за заботу, но шёл бы ты, милок, пока Жучка наша не рассвирепела, оглянувшись на торговку, сказала старушка.
А, значит, тоже торгуете?
Нет, вздрогнула она словно от удара. Не торгую. Ничем.
На её счёт можете не беспокоиться, скоро ей не до вас станет, усмехнулся я, видя, как дембель разрывает пирожок в поисках мяса. Так что? У меня две минуты осталось. Продаёшь или нет?
Продаю! кивнула с загоревшимися глазами бабка. Кукуруза варёная. Огурцы, помидоры, яблоки всё со своего огорода. По сто рублей за кило отдам.
Я тебе добро сделать хочу, а ты на мне нажиться? покачав головой, отступил я на шаг. Ладно, удачи
Пятьдесят? Нет, тридцать! тут же начала скидывать цену старушка, не отрывая взгляда от начавшегося скандала. Там дембель уже наседал на продавщицу беляшей без мяса, опрокинул на землю коробку, и еда покатилась по земле.
Сотню за сумку, заглянув в пакет с кукурузой и принюхавшись, сказал я. И всего остального по кило за тридцать.
Забирай, чёрт языкастый, выхватила у меня из рук деньги старушка. Оставив мои пакеты, она подхватила другие сумки и начала споро подниматься по лестнице, но оглядывалась постоянно. Не на меня, а на разразившуюся отборным матом торговку, на подмогу которой уже спешили братки в кожаных куртках.
Поезд спустил пар с тормозов, зашипев, и толпа зевак сразу ломанулась обратно в вагоны. Проходя мимо дембеля, сцепившегося с братком, я пнул последнего под лодыжку, заставив охнуть и ослабить хватку, и этого хватило, чтобы парень вырвался, да ещё и раньше меня скрылся в вагоне.