Воитель молодой, отважен ты не по годам:
Благодаря тебе разгромлен враг вконец!
Прими ж заслуженно лавровый сей венец:
Награду эту исстари давали храбрецам!
Этот триумф вполне мог бы заставить принца забыть о враждебности королевы, однако на одном из бал-маскарадов в Опере он понял, что клевета в его адрес нисколько не утихла. Увидев какую-то особу в домино и приняв ее за женщину, в то время как это был мужчина, герцог остановился перед ней и посмотрел на нее с той наглостью, какую позволяет маска.
Я тебя знаю, сказал он, обращаясь к особе в домино.
Ну и кто же тогда я?
Увядшая красота, промолвил принц.
Этим она напоминает вашу славу, монсеньор, ответила маска и, громко рассмеявшись, скрылась в толпе.
Так что герцог Шартрский продолжал жить в ссоре с королем, как вдруг 20 сентября 1787 года король лично представил в Парламенте указ, учреждавший пятилетний заем и устанавливавший, что созыв Генеральных штатов будет происходить раз в пять лет. Герцог Шартрский, ставший после смерти своего отца герцогом Орлеанским, присутствовал на этом заседании; он поднялся и спросил короля, следует ли рассматривать происходящее собрание как королевское заседание или как свободное обсуждение.
Это королевское заседание, ответил Людовик XVI.
В таком случае, заявил герцог Орлеанский, я прошу ваше величество позволить мне положить к вашим стопам, прямо в стенах Парламента, декларацию
о том, что я рассматриваю регистрацию данного указа незаконной и считаю, что для освобождения от ответственности лиц, якобы участвовавших в обсуждении указа, к нему необходимо добавить слова: «по категорическому приказу короля».
Это резкое замечание привело к ссылке герцога Орлеанского в Виллер-Котре и стало причиной того, что юный герцог Шартрский, который должен был получить голубую орденскую ленту в четырнадцать лет, как это обычно происходило с принцами крови, то есть 6 октября 1787 года, получил ее только 1 января 1789 года.
Госпожа де Жанлис сочла уместным воспользоваться этим временным изгнанием отца, отправившись в путешествие с детьми; поскольку она, по существу говоря, является единственным историком первых лет жизни будущего короля Франции, сделавшегося герцогом Шартрским в тот день, когда его отец стал герцогом Орлеанским, именно у нее мы позаимствуем подробности, относящиеся к первым путешествиям юных принцев.
Путешествие началось в Спа, где находилась герцогиня Орлеанская, принимавшая для поправки здоровья воду из источника Совеньер.
Из Спа юные принцы вернулись во Францию и остановились в Живе, где герцог Шартрский провел смотр 14-го драгунского полка, командиром и владельцем которого он являлся с 1785 года; из Живе они добрались до Силлери. Это имение, возведенное в достоинство маркизата, принадлежало мужу г-жи де Жанлис; он принимал там в течение нескольких дней юных принцев и устраивал им праздники.
Маркиз де Силлери до последнего дня своей жизни являлся одним из приверженцев герцога Орлеанского, и даже больше, чем приверженцем: он был беззаветно предан ему.
Затем все вернулись в Париж, а в следующем году снова отправились в путь, чтобы посетить Нормандию, Бретань и Турень.
Начали с Нормандии.
В Сен-Валери юный герцог Шартрский стал крестным отцом корабля, только что спущенного на воду.
Из Сен-Валери они добрались до Гавра, а из Гавра до крепости Мон-Сен-Мишель.
Начиная с шестнадцатого века крепость Мон-Сен-Мишель была тюрьмой; великий король Людовик XIV, возродив для одного бедного газетчика из Голландии наказание, которому Людовик XI подверг знаменитого кардинала Ла Валю, приказал сгноить этого несчастного в клетке.
Вся разница состояла в том, что клетка Людовика XI была железной, а клетка Людовика XIV деревянной и Ла Валю оставался в заточении одиннадцать лет, а газетчик умер после восемнадцати лет заточения.
Добавим, что Людовик XI имел определенное право действовать таким образом, имея кардинала Ла Валю под рукой, в то время как Людовик XIV, пренебрегая международным правом, приказал выкрасть газетчика прямо из Голландии.
Эта деревянная клетка была самой страшной достопримечательностью крепости Мон-Сен-Мишель: ее показывали посетителям, шепотом рассказывая им историю о великом короле и несчастном газетчике. Она совсем немного использовалась по тому же самому назначению в царствование Людовика XV, но после восшествия Людовика XVI на престол сделалась чем-то вроде карцера, куда помещали исключительно на полсуток, сутки или двое суток строптивых заключенных. Царившая в камере сырость, окружающий мрак, а еще более мрачное предание о голландском газетчике очень быстро образумливали узников даже с самым непокорным нравом.
Принцы прибыли в Мон-Сен-Мишель около одиннадцати часов вечера; поскольку их ждали, крепость была иллюминирована и монастырские колокола звонили вовсю. Не знаю, какое впечатление произвел вид крепости Мон-Сен-Мишель на именитых путешественников; что же касается меня, посетившего ее, если не считать отсутствия иллюминации и трезвона колоколов, в таких же обстоятельствах, в такой же поздний час и в такой же темноте, то мне крайне редко доводилось испытывать подобное ощущение мрачного величия, которое ночь придает неподвижным предметам.