Это лаборатория Отдела Геофизики Аномальных Зон и Хроногеометрии, пояснил Орлов, заметив мой взгляд. Изучают локальные флуктуации темпорального поля. Иногда у них там наблюдается некоторая нестабильность пространственно-временного континуума, отсюда и предупреждение. Для неавторизованного персонала вход, сами понимаете, не рекомендован. Чревато непредвиденными изменениями в личной хронологии.
«Непредвиденные изменения в личной хронологии», подумал я.
Звучит как эвфемизм для «попадешь в прошлое и случайно наступишь на бабочку». Мозг лихорадочно пытался уложить эти понятия в привычную научную картину мира. Темпоральные поля, хрононы В ИТМО нас такому точно не учили.
За следующей дверью, слегка приоткрытой, я увидел нечто, что заставило меня на секунду замереть.
Внутри, в полумраке лаборатории, освещенной лишь тусклым светом от каких-то приборов, над столом медленно вращался небольшой металлический шар, сантиметрах в тридцати над поверхностью, без всякой видимой опоры. Он просто висел в воздухе. Рядом со столом, что-то записывая в большую тетрадь, стоял невысокий мужчина в древний очках и с залысиной. Одет он был в брюки и рубашку, поверх был накинут белый халат. Ну просто клише институтского ученого!
Эффект акустической левитации в активной среде, будничным тоном прокомментировал Орлов, даже не сбавляя шага. Используется для бесконтактной манипуляции с некоторыми особо чистыми образцами в условиях вакуума или агрессивных сред. Коллеги из Отдела Квантовой Химии и Алхимических Трансформаций экспериментируют.
Акустическая левитация Ну да, я читал о таком. Но чтобы вот так, вживую, да еще и с такой легкостью Это выглядело почти как фокус.
Мы прошли мимо еще одной двери, из-под которой на пол коридора выползал густой белый туман, абсолютно без запаха, но какой-то неестественно плотный. Он клубился у наших ног, создавая ощущение, будто мы идем по облакам.
Лаборатория криогенных исследований, коротко пояснил Орлов. Утечка хладагента. Обычное дело. Геннадий уже должен был заняться этим.
Геннадий видимо техник.
За одним из поворотов мы увидели двух молодых людей в белых халатах, оживленно спорящих у входа в очередную лабораторию. Девушка, яркая, с копной рыжих волос, энергично жестикулировала, а парень, чуть выше ее, с профессорской бородкой клинышком, пытался ее переубедить.
но пойми, Алиса, стабильность изотопа золота, полученного таким путем, все еще крайне низка! донеслось до нас. Да, мы добились трансмутации, но выход продукта ничтожен, меньше ста грамм
Ерунда, Витя!
горячо возразила девушка, которую, видимо, и звали Алисой. Главное мы доказали принципиальную возможность управляемой трансмутации висмута в золото при воздействии когерентного Z-поля! А чистота чистоту мы доведем! Это лишь вопрос времени и оптимизации параметров реактора! Еще пара циклов, и философский камень будет у нас в кармане! Ну, почти
Они заметили нас и немного смутились. Орлов коротко кивнул им, и мы прошли дальше.
«Трансмутация висмута в золото Z-поле Философский камень» У меня голова шла кругом. Это что, алхимики нашего времени? И они всерьез обсуждают создание золота и философского камня, как будто это обычный лабораторный эксперимент? Мой мозг, привыкший к строгой логике и проверяемым фактам, отказывался верить в происходящее. Это было похоже на какой-то сюрреалистический сон или декорации к очень дорогому фантастическому фильму. И я в этом фильме, кажется, получил одну из главных ролей, совершенно не понимая сценария.
Из-за одной из закрытых дверей доносились странные звуки рев каких-то неизвестных мне зверей, щебет тропических птиц, шум водопада. Как будто за дверью был не кабинет или лаборатория, а целый кусок джунглей.
Это у нас отдел биоакустики и ксенолингвистики, пояснил Орлов, невозмутимо продолжая путь. Анализируют записи звуков из различных аномальных зон. Иногда попадаются очень интересные экземпляры. Пытаются расшифровать, найти какие-то закономерности в коммуникации э-э-э нечеловеческих форм жизни.
Нечеловеческие формы жизни. Ну да, почему бы и нет, после философского камня и хроно-нестабильности.
Пока мы шли, я мельком успел заметить еще несколько странностей. В одном из помещений стояли огромные, в человеческий рост, катушки из блестящего металла, которые тихо гудели на какой-то очень низкой, почти инфразвуковой частоте, отчего у меня слегка закладывало уши. В другом месте, за толстым пуленепробиваемым стеклом, в специальном контейнере мерцал ровным, неземным светом огромный кристалл неправильной формы, похожий на гигантский изумруд.
Генератор стабильного тесситурального поля, коротко бросил Орлов, указывая на катушки. Используется для экранирования особо чувствительных экспериментов. А это, он кивнул на кристалл, образец люминофора с памятью формы, активируемый гравитационными волнами. Уникальная штука. Подарок от коллег из одного дружественного учреждения.
Все, что я видел и слышал, было настолько невероятным, настолько выбивалось из моей привычной картины мира, что я начал сомневаться в собственной адекватности. Может, я сплю? Или мне что-то подсыпали в утренний кофе? Но Орлов говорил обо всем этом с такой будничной уверенностью, с таким видом, будто речь идет о самых обыденных вещах, что это обезоруживало. Он не пытался меня удивить или напугать. Он просто констатировал факты. Факты их, институтской, реальности. И эта реальность, похоже, имела мало общего с той, к которой я привык.