Теперь жить можно, заключил Виталий, отхлебнув кофе из стаканчика.
Мы кивнули в ответ, да, жить можно. После всего пережитого, что случилось с нами за последние два дня, мы, можно сказать, вздохнули с облегчением.
Андрей, почему вы выбрали именно меня? увидев на наших с Санычем лицах немой вопрос, Виталик добавил. Ну меня? На нашей базе ещё четыре машины, а повезло именно мне?
Эм, я немного растерялся вопросу, потому что я не раз уже был с тобой в «поле». Ты замечательно там себя зарекомендовал, ну и Наверное, потому что я могу назвать
тебя своим другом. Иди к чёрту!
Принято, приподнял стаканчик Виталий.
Поддерживаю, проделал то же самое своей посудой Саныч, я давно хотел подчеркнуть, дорогие мои, что у нас сформировался довольно крепкий, дружеский коллектив! Который, несмотря ни на что упорно движется к своей цели!
Так выпьем же! закончил за него Виталий, что вызвало бурю положительных эмоций с нашей стороны. Хотя в плане «выпить» кроме кофе и бесконечного запаса воды со стен пещеры у нас больше ничего не было.
Через пару минут общего, затянувшегося было молчания, я спросил:
Александр Александрович, о чём задумались?
Андрей, Виталик, к чёрту официоз. Называйте меня Санычем, дядь Сашей, я не обижусь. А задумался я о тех людях вновь умолк он.
Вот, головы у меня нет, выругался я, и как я мог не догадаться!
Что такое, Андрей? потянулся Виталий к ружью. Но я остановил его жестом:
Нет-нет, сидите
Быстро открыв свой рюкзак, я достал нашу рацию, и включив её, подошёл к выходу из пещеры. Все замерли, вслушиваясь.
Я «Лиса пять» Меня кто-нибудь слышит? замолк я на время, отжав кнопку.
Но в ответ из динамика лишь слышалось шипение помех.
Я «Лиса пять» повернулся я к своим спутникам. Может перенеслись ещё люди?
Но ответа не последовало, все молчали, пытаясь уловить хоть какой-то другой звук из динамика.
Давайте побережём батарею, предложил Саныч, а завтра попробуем ещё.
Я кивнул ему в ответ.
А я ведь один раз до этого уже потерялся, начал Виталик.
Неужели? Оживился наш главный. Довольно любопытно послушать.
Да. В детстве ещё. Лет восемь мне было. Мы тогда в Воскресеновку приехали, летом, там бабулька с дедом мои жили. А у меня знакомых пацанов там не было, ну вышел я, смотрю: ребята местные играют. Я к ним. Привет, говорю, давайте вместе поиграем. Ну они мне: давай. Только будем играть в индейцев и ковбоев. Зашибись, говорю. Кто за кого? А тут, видите ли, они все проголосовали за ковбоев. А меня назначили индейцем. Молодцы, конечно. Давай, говорят, убегай, а если поймаем скальп снимем. Две минуты тебе даём. Ну я и дал дёру. Помню пробежал какую-то ферму, потом лес, дальше уходил по канаве, заметая следы от собак
От каких собак? удивился Саныч.
Это я в роль так вошёл. Меня было просто не унять. Не смейся, блин обратился Виталик ко мне. Ну и вот. А уже времени часа три прошло, стемнело. Я как раз под какой-то старый мосток залез ещё, обложился ветвями, не возьмёте, думаю, сволочи. Прошло ещё несколько часов, комары кусают, а я радуюсь: что, взяли, ковбои хреновы? Тут, давай, действительно, раздался лай собак. Смотрю: цепь огней на меня идёт. Вот, думаю, серьёзно подошли к делу. Ну я пока туда-сюда, окружили меня, а солдаты меня засекли, кричат: «стоять!».
Солдаты? не поверил я.
Да. Дед мой в части служил, рядом с посёлком. Поднял он там шуму, и по тревоге роту пригнал, внук пропал же. Дал он мне тогда по шее А пацаны деревенские от души, зауважали потом. Вот.
Виталик, улыбнулся «профессор», с тобой мы не пропадём, повторюсь.
Если бы на Земле сейчас водились птицы, я обязательно раздобыл бы для тебя несколько длинных перьев, в свою очередь улыбался я.
А зачем? всерьез удивился Виталик.
Потому что у настоящего индейца должны быть перья!
Ах ты
Моё дежурство в эту ночь пролетело быстро. Устроившись с относительным удобством на полу пещеры, я ещё долго ворочался, прежде чем заснуть. Одолевали мысли. Что было бы, если бы я оказался здесь один? Какие мысли у моих спутников? Верят ли, что выберемся? Не знаю Пока главное, что живы и можем искать дальше. Нужно выспаться
Понемногу тьму сомкнутых век окрасили цветные пятна, постепенно сформировавшиеся в образы: кухня у нас дома, жена присела рядом, сидит, смотрит на меня, улыбается, откусив печенье. «Представь, мама звонила. У них в посёлке свет выключили, а ей приспичило пойти в баню. Заходит, говорит, в предбанник, а там темно как в гробу. Она свечку с собой взяла, уже и поджечь её спичку чиркнуть хотела, но что-то, говорит, меня как отдёрнуло. Чувствую: газом несёт, аж невыносимо. Оказывается, котёл газовый потух, а газ шёл. Представь? А я ей говорю: мам, какой котёл, какие спички? Ты же давно умерла Так и с ума сойти можно. Печеньку будешь?» Я смотрел на неё обескураженный, и пытался осмыслить её рассказ, но прежде чем я смог произнести хоть что-то, жена замерла на полуслове, её рука повисла в воздухе так и не дотянувшись до кружки с чаем. Цвет руки менялся на глазах, становясь постепенно пепельно-серым, затем цвет тлена стал распространяться дальше