Поль снял со стены фонарь и поставил на стол. Хозяйка укоризненно поцокала языком, но все же принесла миску теплой воды, тряпки и побольше
мыла. Пока я с сожалением косился на остывающий обед, Поль занялся моей правой рукой. Промыл ее мыльной водой, смазал лечебной мазью коросты на двух ссадинах над костяшками запястий. Потом осторожно наложил чистую белую повязку. Работа была такая аккуратная, что потрясла даже меня. Я ослабил бдительность, и он взялся за мою левую руку. Там была всего одна ссадина, но она тянулась через всю тыльную сторону ладони. Ее покрывала не короста, а участки содранной кожи вперемежку с пузырями. Без малейшего предупреждения Поль воткнул нож в один из пузырей и вскрыл.
Я завопил во все горло. Все подскочили, в том числе и Поль. К счастью, его нож был уже далеко от моей руки. Я стал вырываться изо всех сил, тогда он положил мне ладонь пониже локтя и сжал, словно в тисках. Я попытался правой рукой разогнуть его пальцы, но он даже не дрогнул. Пока я орал и дергал его за пальцы, старый солдат, не говоря ни слова, положил нож на стол и потянулся за аптечкой. Вытащил оттуда деревянный кляп, который запихивают человеку между зубами перед тем, как сделать что-нибудь ужасное, например отпилить ногу. Он выразительно поднес кляп к моему лицу и произнес:
Хватит.
Я хотел было объяснить, что этой ссадине уже много недель. И все это время я, как умел, старался, чтобы наручники не цепляли ее, берег, холил и лелеял, делал все, чтобы она не болела, а он мог бы хоть предупредить, что воткнет в нее этот свой треклятый нож. Но, посмотрев на кляп в его ладони, я предпочел заткнуться. Удовлетворился хотя бы тем, что корчился и всхлипывал. Он деловито вскрывал каждый из воспаленных волдырей, прочищал раны, втирал целебную мазь. А когда наложил повязку, я хмыкнул, вытер нос, повернулся к столу и принялся за еду.
Пустозвон Старший бросил на меня насмешливый взгляд:
А ты не слишком-то терпелив.
Я сказал ему, куда засунуть его собственный обед, и получил от Поля тычок локтем под ребра. Пережевывая первые несколько кусков мяса, я все еще дулся, но потом заметил, какое же оно вкусное. Уплетая за обе щеки, прислушивался к разговорам и уловил, что старшего Пустозвона зовут Амбиадес, а младшего Софос. Они не были в родстве друг с другом и оба состояли у волшебника в учениках. Я ел и ел, пока от усталости голова сама собой не рухнула на стол, и уснул с последним куском недожеванного мяса во рту.
Глава третья
Я осторожно приподнял руку и откинул волосы с лица. Обычно я отпускаю их чуть ниже плеч и собираю на затылке в короткую толстую косичку, но в тюрьме они успели сильно отрасти. К тому же за время под арестом я ухитрился потерять шнурок, стягивавший их, и с тех пор волосы сбились в колтуны и висели, закрывая лицо. Вчерашнее полоскание смыло часть грязи, но колтуны никуда не делись. Я хотел было попросить у Поля нож и срезать их совсем, но вовремя отринул эту мысль. Пол все равно не даст мне ножа, подстрижет сам, а это будет больно. Кроме того, мне нравились мои длинные волосы. Когда они были чистые и аккуратно завязаны сзади, это придавало мне, хотелось думать, аристократичный вид, что было весьма полезно. Иногда я прятал в густой косице необходимые мелочи.
Но сейчас мои космы, грязные и спутанные, были далеки от аристократизма. Я до поры до времени откинул их со лба и сел. Едва я шевельнулся, Поль открыл глаза, и я распрощался с мыслью незаметно ускользнуть. Через мгновение я обнаружил, что прикован. Щиколотку обернули чьей-то запасной рубахой и замкнули на ней железный браслет с цепочкой, обмотанной вокруг ножки кровати. Чтобы освободиться, пришлось бы приподнять кровать, на которой лежал Поль. Интересно, кому принадлежала мысль обернуть ногу рубашкой и накрыть меня одеялом. Поль не походил на человека, внимательного к личному комфорту.
Я помылся опять, на этот раз теплой водой в умывальне, в конце коридора. Там уже были волшебник и оба его ученика. Раздевшись до пояса, они с удовольствием плескались. При нашем с Полем появлении они дружно подняли головы, и у всех троих на лицах было написано, что они ждут от меня возмущенного отказа от воды и мыла.
Я же вчера уже мылся, напомнил я волшебнику. Вот, смотрите, руки чистые. И весь я чистый. Зачем мыться еще раз?
Волшебник отошел от тазика с водой для бритья и схватил меня за локоть, постаравшись не задеть чистые белые повязки. Перевернул мне руку ладонью вверх, и я увидел, что в складках
кожи еще осталась въевшаяся черная грязь.
Умывайся, велел он, и Поль, не дожидаясь протестов, обхватил меня поперек туловища и подтащил к пустому тазику, стоявшему на длинной полке вдоль стены. Держа меня одной рукой за загривок, он взял кувшин и налил в тазик дымящейся горячей воды.
Я и сам могу умыться, заспорил я, но тщетно.
Он взял мыло с мочалкой и стал трудиться над моим лицом. Открыв было рот, чтобы заспорить, я тотчас же получил в него щедрую порцию пены. Сколько я ни вырывался, все было впустую. Ручища Поля, лежавшая на затылке, с легкостью обхватывала мне шею с одного боку до другого. Он не проявлял жалости к моим синякам, а я в отместку норовил наступить ему на ногу. Тогда его пальцы сильнее стиснули шею, и пришлось угомониться. Он намылил мне плечи и еще раз нажал сильнее, чтобы я подставил спину. Согнувшись пополам, я увидел в пределах досягаемости его коленки. Я мог бы ухватиться за одну и опрокинуть его на пол, но не стал. Сейчас не время выказывать неожиданные способности. Кроме того, если промахнусь, я только выставлю себя в дурацком виде, а этого мне и так уже с лихвой хватает.