Недоверчивый Рембо, ухмыльнувшись, подал команду:
Метла, проведи шмон у фраерка.
Парень с дворницким погонялом, будто с рождения только этим и занимаясь, грубо схватил фраерка за шиворот, подвёл к забору, приказал поднять руки, приставить ладони к бетонной поверхности. Профессионально подбив в стороны его ноги, приступил к досмотру.
Есть! радостно воскликнул чистильщик чужих карманов буквально через считанные секунды и передал пачку, чуть тоньше первой, бригадиру.
Порядок! А теперь давайте, гости дорогие, топайте до хаты.
Восемь джентльменов удачи дружно и очень весело захохотали, заулюлюкали, посоветовали почаще приезжать в столицу, посещать рынок и делиться с ними прибылью. Затем, став колонной, разбойники двинулись в сторону тёмного леса.
Подобрав с травы пустые чемоданы, мы пошли в обратном направлении. Пройдя в молчании минуты три, Игорь разразился бранью. Досталось многим и в первую очередь Ельцину, мэру Москвы, районному управлению по борьбе с организованной преступностью, бандитам всех мастей, а под конец подчинённому, то есть мне. Облегчив таким образом душу, озабоченно спросил:
Що будем робыть, Мыкола?
Мне по уставу не положено поперёд батьки мысли высказывать, не без иронии ответил начальству.
До места, куда посоветовал топать нехороший парень Рембо, дальше шли молча, каждый по-своему оценивая происшедшее.
«Не получился из меня нувориш, а жаль, деткам и жене подарки бы привез московские, пряники тульские да конфеты шоколадные!»
О чём думало начальство, не ведал, но, подходя к дому, оно начало мурлыкать:
Як батько заграе,
ворог враз рыдае
То ити до кого молодому козаку
Червони ливоруч, били проворуч.
Пиду я за батька на гражданьскую вийну.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить
З нашим атаманом, ни приходится тужить.
Молодцевато взмахнув рукой, притопнув ногой и заменив царя на гетмана, козак закончил припев:
Любо, братцы любо, любо братцы жить.
За гетмана, за веру буйну голову сложить.
За короткое время совместной работы немного узнал Игоря, и если тот запел про любимого и горячо обожаемого батьку Махно, значит, в его хитромудрой голове созревал план, в данном случае план спасения. Чтобы не мешать рождению его замысла, продолжил размышлять о трагизме положения: «Как теперь выбраться из этого московского муравейника и добраться до тихого, уютного, зелёного и вечно юного города, в котором ждут меня близкие? Заяву настряпать в ближайшем отделении милиции и слезу пустить? Но ты же, Коля, знаешь, что Москва слёзы и особенно слёзы приезжих не любит и им не верит».
Заглушить досаду нам помогла вчерашняя водка, почерствевший хлеб и несколько сиротливо лежащих на дне банки маслин. Выпив, начальник стал махать кулаками и кричать:
Нужно було тим хрякам мордасы побить, га?
Хитрющий начальник таскал меня повсюду не как компаньона, а как пса-охранника. На его провокацию не ответил, побоялся, что, обидевшись, тот, чего доброго, бросит подчинённого подыхать в огромной Москве, где-нибудь на вокзале или под забором.
Включив телевизор, прилёг на тахту. Смотреть нечего, скучно и страшно: на одном канале Немцов с Гайдаром умничают и дурачат народ, на другом Борис Николаевич с глубокого похмелья обещает россиянам райскую жизнь в недалеком будущем, на третьем канале показывают Грозный в дыму и пальбе. Наконец молодой и здоровый организм сделал своё дело, и я погрузился в сон.
Пробуждение в чужой квартире, вдали от родных берегов, не всегда благотворно влияет на психику. Случись такое, скажем, в девятнадцатом веке, любой на моём месте обязательно перекрестился и в ужасе произнёс «чур меня, чур», но на закате двадцатого века заклинания потеряли свою актуальность и пахли анахронизмом. Помня об этом, я не воскликнул, я спросил своего руководителя:
По бабам, что ли, собрался?
Перед зеркалом стоял не просто Игорь, а Игорь Юрьевич! Купленная вчера шляпа сидела на его голове, слегка съехав набок, отутюженные брюки серого цвета облегали не худой зад и сползали книзу тонкими стрелками; рубашка нежно-голубого цвета с рукавами по локоть придавали лицу благородный вид. А туфли, туфли! Да в нашем городе любая женщина при виде таких черевик, бросив своего ухажера в нечищеных и рваных башмаках, заломила бы ручки и попросила любви. Последним штрихом в наряде Игоря Юрьевича был ремень, настоящий ремень, кожаный, не то, что у меня на джинсах, облезлый и дерматиновый.
Игорь Юрьевич!
Чуя подвох, тот недовольно.
Що треба?
Допустив в голос нотку озабоченности, сказал:
Ты упустил самую главную деталь, а без этого твой гардероб лишается шика.
Осмотрев себя спереди и не найдя изъяна, Игорь Юрьевич повернулся к зеркалу задом.
Говори вражина, где саботаж у моём гардеробе?
Я, когда шлялся по рынку с товаром, слышал, как два пижона меж собой обсуждали новую московскую моду. Тебе скажу и больше никому.
Ну же!
Посмотрев на входную дверь, шёпотом сообщил:
Сейчас модно под серые брюки надевать белые в красную розочку трусы, зелёные носки и шнурки один жёлтый, другой коричневый.
Не оценив шутки, шеф сполна оценил умственное развитие подчинённого, красноречиво покрутив пальцем у своего виска, затем аккуратно, будто мину с заведённым часовым механизмом, положил шляпу на тумбочку. Присев рядом со мной, сказал: