Белинский В. Г. О детских книгах // Избр. пед. сон. М., 1982. С. 6773
Мы не можем выделить семью из окружающей ее жизни. Элементы внешнего мира, с которым она входит в общение, должны в ней отражаться и иметь в ней свои корни
Семья основная ячейка общества, из нее оно выходит и в ней оно отражается. Следовательно, семья в ее общем смысле, связанная органически с обществом, не может быть выше его и в общем хоре не смеет тянуть фальшивой ноты. Если в какой форме и может явиться поправка ошибочного и неверного воспитательного влияния семьи, то только в той личной форме, которую преображает собою отдельный пример и товарищеский кружок. Если кружок пьяниц и трактирных и салонных героев может дать мыслям, чувствам и стремлениям ошибочное представление, точно так же только кружок порядочных, мыслящих, пытливых и честных товарищей может парализовать затупляющее, своекорыстное и эгоистическое влияние дурной семьи.
Воспитание начинается с колыбели, но ведь и порча тоже начинается с колыбели. Нынче всякая мать повторяет, что воспитание начинается с первого дня рождения ребенка, но это не больше как красивые слова, не возведенные в сознание и далеко еще не вошедшие в обыденную практику воспитания. Корень воспитательной порчи заключается именно в том чадолюбии, границ которого не умеет найти ни одна мать. Мы знаем, что границы его найти не легко, но если уж приходится выбирать между стоицизмом и эпикуреизмом, то мы бы отдали
предпочтение первому. Наши же матери напротив. Все их тенденции направлены в сторону эпикуреизма, изнеживания, баловства и аристократизма, создающего барчат и барышень. Значит ли это воспитывать характер и готовить человека для тех суровых толчков жизни, от которых спасает только редкое счастливое исключение? Не о развитии грубых чувств говорим мы; ибо чувства стоиков были шире, глубже, чем чувства эпикурейцев; но мы говорим о том «женском» влиянии, которое воспитывает человеческую душу вне всякой силы выносить противодействие, в непривычке встречать его и в неумении бороться с препятствиями, ибо их от детской души всегда отстраняли. Материнское потворство только изменило форму, но не исчезло и незаметно, шаг за шагом, вносит в детскую душу порчу, расслабляя ее, расслабляя и тело. Из детей с самыми благоприятными душевными основами вырастают люди, не знающие меры своих сил, и ничто не благоприятствует этому неверному воспитанию так, как невежество матерей
Пример: вот чадолюбивая мать, нежная, страстная и безошибочная потому что какая же мать ошибается и какая в своем чувстве любви не ищет единственного критерия для своего воспитательного поведения? и тут-то ее ошибки. Чтобы правильно смотреть на дело воспитания и на свои отношения к детям, нужно, прежде всего, не любить их страстно. Страстность заставляет чадолюбивых матерей подтасовывать факты и убивает в них всякое чувство правдивости. Мы не знали глупых, но страстных матерей, которые переносили на д'етей те чувства, которые питали к их отцам. Ребенок от первого мужа любимый сын; ребенок от второго, нелюбимого нелюбимый. Как психологические процессы, чувства эти, конечно, понятны и причины их ясны; но воспитание от этого ничего не выигрывает.
Усиленная односторонняя любовь, сконцентрировавшая все свои приятные воспоминания на первом ребенке и перенесенная на него, является именно тем элементом порчи, о котором мы говорим. От чего же первенцы и единственные дети, а иногда и дети последние выходят большей частью неправильно воспитанными? Только потому, что любимый ребенок кумир матери и ее любовь направлена именно на то, чтобы отстранить от ребенка все, что мешает его детскому благополучию. Мало того, что ребенок не знает отказов, но его окружает еще целая сеть безгласных поощрений, постоянно ему льстящих. В каждом взгляде матери ребенок читает одобрение, на каждому шагу он чувствует, что он первый, единственный человек центр земли, около которого все вращается и которому все служит. И незаметно, шаг за шагом, ребенок растет в исключительном чувстве первенства, вне препятствий, противоречий и помех и вырастает несчастным «первым человеком», с дряблым характером, с отсутствием всякой сдерживающей дисциплины, неспособным на борьбу с жизнью. Если «первый человек» наконец найдет свое место между людьми, то путем многих и многих страданий.
Испытайте борьбу с детьми, испорченными матерями, и только тогда вы узнаете, что значит первое влияние. Ребенка, выросшего до 10 или 12 лет под портящим влиянием матери, вы уже не исправите никакой личной борьбой. Ассоциации известных представлений сплелись уже так твердо в его понятиях, а ассоциации по чувствам ушли так далеко в направлении своекорыстия, что всякое единоличное влияние должно отказаться от борьбы и благоприятную реакцию остается предоставить времени.
Что же значит время? Пример товарищей и пора возмужалости. Пора возмужалости, раскрывая сердце юноше для любви, расплавляет ту твердую кору души, в которую заключало ее своекорыстное домашнее воспитание. До сих пор юноша жил в мире, точно Робинзон на необитаемом острове, не подозревая, что есть другие люди, и привыкши видеть только одного себя. Полюбив, он внезапно после своего «я» увидел другое «я», о существовании которого не подозревал; любовь пробила в его сердце брешь, брешь, в которую теперь и проникнут первые чувства к другим людям и любовь к человечеству. Вот почему пора первой любви такая важная воспитательная пора в жизни юноши.