Как услышала такую песню луноликая царица, то страшно разгневалась: оборвала своего невольника, ударила его по лицу и раз, и другой и вскричала:
Да как ты смеешь, неблагодарный?! Сто царей стояли у ворот моего дворца и просили моей любви, сто отважных воинов дни и ночи бились между собой ради моего взгляда, сто мудрецов молили Всевышнего о радости говорить со мной! А я, да простит меня Господь за мою глупость, все отдала тебе, ничтожнейший раб из рабов моих!
Ничего не ответил молодой певец своей госпоже, опустил голову и молчал, только видела царица, что он тверд и непреклонен и не боится ее гнева. И тогда упала она и стала плакать, и стенать, и вопрошать Всевышнего, за что он дал ей такую боль и такое горе, которое сама же она просила. Жалко стало юноше царицу, что так она убивается от любви к нему, обнял он ее, и ласкал, и гладил, и уговаривал, что нет никого в целом мире, кто был бы краше и желаннее ее, что в жизни его глаза такой красоты не видели и уж больше не увидят.
И посмотрела луноликая в глаза своему невольнику, и увидела, что они прекрасны и что все его речи для нее истинная правда и Бог тому свидетель и порука. И сказала тогда царица:
Ты говоришь, что любишь меня, мой сладкоголосый, но просишь освободить и отпустить тебя из дворца, так ли это?
Вздохнул юноша тяжело, но лгать не стал:
Так, о, госпожа моя царица, я люблю тебя всем сердцем, но доля невольника во дворце твоем и наложника в покоях твоих мне ненавистна, потому прошу тебя: если правду ты говорила и сильна твоя любовь ко мне отпусти.
А если освобожу тебя из неволи и отпущу из дворца, вернешься ли ко мне по своему желанию?
Камнем легла печаль на сердце молодого певца, но и второй раз он не стал лгать:
А если отпустишь, о, луноликая, пойдешь ли сама со мной от мужа перед Богом, от богатых покоев, от сладкой жизни и царских почестей? Не пойдешь. Станешь ли спутницей и любимой подругой нищего бродяги? Не станешь. Так и я по своему желанию в неволю не вернусь.
И в последний раз спросила царица:
А правду ли ты говорил о великой своей любви ко мне? Что не видели глаза твои краше меня никого и что больше никого никогда не увидят?
И это правда, о, госпожа моя, царица.
И тут поднялась луноликая царица и посмотрела на своего невольника взглядом сияющим, как алмаз, и как алмаз же, холодным и твердым. И приказала она громко, чтобы все слышали:
Да будет по слову твоему о, любимый мой: пойдешь ты свободно из дворца моего, как пришел, со своей лютней и своей песней, ведь песню у певца отнимет только Всевышний, но глаза твои, что по клятве твоей не увидят никого краше своей царицы, навсегда со мной останутся. Позвать сюда палача!»
Как закончила Ясмина, дочка хозяина кофейни у Западных ворот Мизара, свой рассказ и замолчала, поднялся халиф Мизарский и встал перед ней и поклонился и сказал ей:
Господь наш великий свидетель, истину говорю: не видел я среди жен достойных никого умнее и смелее тебя, о Ясмина! Горе мне, что не был я столь мудр и дальновиден, как подобает халифу великой страны! Прости, о, любимая, если я обидел тебя своими неразумными речами и скорыми решениями, а в скорости не всегда есть мудрость и благо. Без страха и волнения можешь ты вернуться в дом своего отца, и будут честь и уважение с тобой, но прежде, чем покинешь ты мой дворец, прошу тебя, выбери награду для себя, какую только захочешь.
О, повелитель мой, ответила Ясмина, не нужно мне чести большей, чем та, что ты оказал, слушая меня, и не будет мне большей награды, чем еще раз увидеть тебя, опора Мизара и светоч его!
И услышал это халиф, и возликовало его сердце. И сказал он:
Достойны твои речи, любимая, а я и не ждал других. Но раз такова твоя желанная награда, позволь я сам что-то выберу для тебя.
Так вернулась Ясмина в дом своего отца с радостью и почестями, с дорогими подарками. А халиф Мизара с тех пор всегда был весел, здоров и бодр. А еще говорят знающие, что стал халиф тихими вечерами переодеваться в платье небогатого купца и проводить время в приметной кофейне, что у Западных ворот уж больно хороша у хозяина дочка, Ясмина-расказчица, вот что случилось по воле Божьей (а Бог знает лучше нас, ибо ничто не ускользнет от ока Его в пределах Мира).