Глава 5
Я подсчитал количество пленных: девятнадцать детей и двенадцать женщин. Самых маленьких несли на руках. Их участь не вызывала сомнения, пройдёт немного времени, и дети станут сначала послушниками, а потом миссионерами, чтобы служить во славу Великого Невидимого и старого лысого примаса, маньяка и извращенца. Мальчиков обучат и погонят в новые набеги за новыми тушами, девочек отправят в гарем, взамен надоевших. А женщины займут места у столбов.
Меня едва не стошнило. Матерей превратят в тварей и накормят ими детей.
Чем больше я вникал в происходящее, тем сильнее ненавидел примаса и его поганую веру. Ни он, ни вся его грёбаная миссия не имеют права на существование. Кого-то можно перевоспитать, переубедить и вернуть к пониманию жизни такой, какова она есть на самом деле, но тех, кто не поймёт, придётся пускать под нож, ибо фанатизм не лечится.
С боку пристроился Андрес.
Ты выглядишь уставшим, брат мой, сочувственно проговорил он. Потерпи, скоро мы будем дома.
Да, брат, спасибо за поддержку.
Я кивнул и подумал: Андрес один из тех немногих, кого ещё можно спасти, вытащить из этой клоаки людоедства и лживых богов. Я обязательно сделаю это.
В миссии первым нас встретил примас. Он стоял на площадке в своей обычной смиреной позе, за его спиной рвали цепи твари. Четыре сильных, готовых к сушке мутанта: два язычника, багет и подражатель. Я надеялся, что по возвращении не увижу ни одного из них. Не хотелось заглядывать в глаза тем, кого знал до того, как они обратились в тварей, и ещё менее хотелось увидеть, как их будут пожирать, однако моим надеждам не суждено было сбыться.
Примас осенил всех нас крестным знаменьем и улыбнулся подошедшему Андресу:
Как прошло?
Слава Великому Невидимому, все живы.
Рад этому. Я всегда считал тебя лучшим, сын мой Андрес. Вижу, есть на кого оставить миссию, когда наступит время последней молитвы.
Услышав это, Урса скрипнула зубами, и даже не скрипнула заскрежетала, будто сошлись два абразивных блока и теперь с ненавистью терзали друг друга. Брат Готфрид тоже услышал, но не дрогнул ни единым мускулом. То ли нервы крепче, то ли уже отказался от возможности занять когда-либо тёплое место примаса.
Я не стал останавливаться и прошёл мимо. Собственно, о чём мне с этим упырком говорить? Но примас сам подозвал меня.
Дон, подойди.
Я не стал кривиться как раньше, наоборот, принял покорный вид, и склонил голову под благословение:
Дай силу, отец.
Моё смирение ему понравилось. Он наложил на меня руку и проговорил:
Сила с тобой. Вижу, трудно тебе было.
Дон проявил себя достойно, похвалил меня Андрес. В бою не отставал.
Рад слышать это. Ступай, сын мой, отдохни. Тебе нужно восстановиться.
Я направился к своей
келье.
Не туда, Дон, примас указал на крайнюю пещеру, ближе остальных расположенную к выходу из миссии. Туда.
Эта пещера обычно пустовала, лишь изредка дети играли в ней. Что там делать мне? Но задавать лишних вопросов не стал. Сказали туда, значит, туда.
Пещера был меньше прочих. У стены длинная широкая лавка наподобие нар. Голые доски прикрыты тряпьём, рядом на полу выложен очаг. Я присел на корточки, растёр в пальцах золу. Холодная. Оглянулся: ни полок, ни чашек. Неясно, для чего здесь нужен очаг. В келье послушники использовали его, чтобы вскипятить воду и сделать отвар. Иногда варили подбитую камнем птицу, сегодня наверняка будет суп из муки крапивницы, зря что ли мы тащили эти мешки.
А здесь ничего не сваришь. Ни воды, ни горшка, ни муки. Люди в этой келье не живут. Но это и не тюрьма. Вход широкий, ничем не загорожен. Цепей или колодок, способных удержать пленника, тоже нет.
Я вышел наружу. Слева метрах в сорока виднелись приземистые заросшие наполовину мхом стены блокпоста. Он располагался задней частью к пещерам, и я видел, как двое миссионеров сидят на корточках возле пулемёта и разговаривают. На тропу не смотрели. Это ни к чему. При опасности дозорные подадут знак: глухой и хриплый крик кукушки. Ку-ку ку-ку Если ударение на первый слог, значит, приготовится, внимание, если на втором отступаем, оборванный сигнал к атаке. Эту сигнализацию я изучил во время набега, миссионеры пользовались ей активно.
Куда собрался? услышал я голос Андреса.
Приор подходил со стороны столбов. Примас по-прежнему стоял там, разговаривая с вернувшимися из набега миссионерами.
Никуда, просто дышу воздухом.
В пустоши не надышался?
За приором шли четверо вооружённых вилами бойцов. Лица у всех серьёзные, и сердце тоскливо заныло: что-то случилось. Но что? Андрес передал примасу суть нашего разговора? Разговор опасный, старику он не понравится. Это попахивает сепаратизмом, тут одним только пальцем грозить бессмысленно. Но если меня приговорили к столбу, то зачем столько бойцов? Приор вполне справится один.
Андрес сделал короткий жест, и бойцы остановились.
Брат Дон, зайдём в келью.
Брат? Ну, если я ещё брат, значит, дело в другом.
Конечно, брат Андрес.
Мы вошли внутрь, но садиться не стали. Андрес скрестил руки на груди. Вид торжественный и серьёзный.
Дон, ты чувствовал когда-нибудь в себе силу Великого Невидимого?