Вымокнут до нитки, если не найдут себе более основательный приют до темноты, заметил Сент-Ив.
Наверняка они к тому времени разойдутся по домам, возразила Элис. У них, похоже, был тяжелый день. Что за удивительное времяпрепровождение! Напоминает цыганский табор, только с прислугой.
Наконец кэб свернул на Фингал-стрит, где у площади Ламберт-Корт стоял трактир «Полжабы Биллсона» древнее трехэтажное строение с круглыми разноцветными стеклами в замысловатых рамах. Над входом в альков пивного зала красовалась весело раскрашенная половина вырезанной из дерева суринамской жабы. Из дверей вышли двое посетителей и остановились, смеясь чему-то, в тени изваяния; в дверном проеме Сент-Ив успел разглядеть нутро паба, где промелькнул подавальщик Ларс Хоупфул с двумя кувшинами эля ободряющее зрелище. Часто говорят, что путешествие лучше прибытия, но не бывает правил без исключений, и прибытие в трактир «Полжабы» яркий тому пример.
ЧЕРЕПАХА В ЗИМНЕЙ СПЯЧКЕ
Генриетта Биллсон, жена Уильяма, вышедшая за него
замуж лет сорок назад, когда он только купил старый трактир, принесла кувшин эля и наполнила кружки, советуя гостям не тянуть и приступать к еде, пока она не остыла, ибо промедление в этом случае преступно. Сент-Ивы ждали Табби и Гилберта Фробишеров: те задерживались, что было им несвойственно.
Элис, большая любительница устриц, откусила от тарталетки и спросила:
Стало быть, эти Скитальцы нечто вроде общества?
Да, ответила Генриетта, во всех газетах только о них и пишут: дескать, нечто феноменальное, как «Компания Южных морей».
Мы давно ничего не читаем, кроме «Мейд-стоун Газетт», сказала Элис, там новостей не так много, и нас это вполне устраивает.
Но ведь о Диогене-то вы слыхали?
Я слыхал о Диогене, вставил Сент-Ив, накладывая себе паштет из ветчины. Прекрасно помню ту лекцию: Диоген Синопский, жил в Афинах веков двадцать назад. Дерзил самому Александру Великому, а жил в бочке, хотя иногда ее называют пифосом или кувшином. Якобы он катал ее с места на место по всему городу в поисках честного человека, но так ни одного и не сыскал. К нему ходили за философскими советами. Рад слышать, что он снова в чести.
Признаюсь, прежде не слыхала о Диогене Синопском, покачала головой Элис.
И я, сказала Генриетта. Я говорю про торговца с бочкой, с огромными усами, как у моржа, что продает порошки от головной боли на Бэнксайде, под Лондонским мостом. Говорят, богат, что твой дядюшка Мидас, хоть и смахивает на мошенника.
Порошки от головной боли? заинтересовался Сент-Ив. Любопытно, может, они помогут мне от боли в седалищном нерве, а то он последнее время совсем разошелся.
От любой боли, вставил Уильям. Говорят, первый пакетик бесплатно, но, раз попробовав, все возвращаются и покупают еще. Сам видел: до восьми часов вечера стоит очередь на всю Боро-Хай-стрит, благо Диоген устроился под электрическими фонарями. А рядом отирается громила с дубинкой, охраняет кассу.
Но настоящие деньги он зарабатывает на продаже бочек, добавила Генриетта. Те, кто принимает порошок и покупает бочки, чтят этого Диогена, как святого.
Какой там святой, покачал головой Биллсон. Тот, кто забрался в бочку, обратно уже не вылезает. И все больше и больше их отправляется на реку.
На реку? переспросила Элис. В плавание?
Истинно так, мэм, в плавание.
Как же бочки не опрокидываются на воде? спросил Сент-Ив.
Свинцовый киль и обитое медью днище. Иногда еще ставят поплавки по бокам, как у островитян Южных морей. Ставят даже мачты с парусом. В бочке сухо, и гальюн имеется, называется «отсос», так что
Прекрати немедленно, Билл, прервала Генриетта, строго посмотрев на мужа.
В этот момент ввалился Табби Фробишер, все его восемнадцать стоунов, в легком фланелевом сюртуке, обсыпанном нюхательным табаком, который, видимо, неоднократно и безуспешно пытались стряхнуть. С расстроенным видом он снял свою видавшую виды боллинжеровскую шляпу, расправил ветхое павлинье перо на околыше, повесил шляпу на крюк и тяжело опустился в кресло. Биллсоны, выразив радость по поводу его появления, поспешили на кухню, чтобы поставить в духовку палтуса и закончить соус из анчоусов.
Что скажешь хорошего, Табби? спросил его Сент-Ив.
Ничего хорошего, за исключением того, что чертовски рад видеть вас здесь, он влил в себя эль и со стуком поставил кружку на стол. Ужинать придется без дядюшки Гилберта, и слушать «Набукко» он с нами вечером не пойдет.
Надеюсь, он не заболел? взволновалась Элис.
Нет, сказал Табби. Он купил бочку, черт ее подери, и, ни много ни мало, теперь он лорд-мэр фракции Примроуз-Хилл. Отослал своего слугу Барлоу домой в Дикер и приобрел невероятно хитроумную бочку-кухню для мадам Лесёр, своей кухарки, выложил за нее четыреста фунтов стерлингов с лишним. А та пнула бочку ногой и отказалась его сопровождать англичане, говорит, уже окончательно обезумели, и вернулась в Париж к матери.
Должно быть, это стало для него ударом, сказала Элис. Мадам Лесёр потрясающая кухарка.
Она права насчет этого бочечного помешательства. Это, без всякого преувеличения, безумие, продолжал Табби. И не один я так считаю.