Не объясняется ли отчасти недостаток интереса тем, что проект ваш, как всем ведомо, внушён Лейбницем?
Я не пошёл по его пути. Он собирался использовать для двоичных знаков скатывающиеся шарики и совершать логические операции, пропуская их через механические воротца. Весьма изобретательно, но не очень практично. Я использую стержни.
Поверхностно. Спрашиваю ещё раз: не связана ли ваша непопулярность с тем, что англичане поголовно считают Лейбница низким плагиатором?
Странный поворот разговора. Вы хитрите?
Лишь самую малость.
Ах эти ваши континентальные замашки!
Просто спор о приоритете за последнее время перерос в нечто невыносимо гнусное.
Ничего другого я не ожидал.
Думаю, вы не представляете, насколько всё это прискорбно.
Вы не представляете, насколько хорошо я знаю сэра Исаака.
Вы видели последние памфлеты, которые летают по Европе, без подписи, без даты, даже без имени издателя? Анонимные обзоры, подбрасываемые, как гранаты, в научные журналы? Внезапные разоблачения доселе безвестных «ведущих математиков», вынужденных подтверждать либо опровергать мнения, высказанные давным-давно в приватной корреспонденции? Великие умы, которые в другую эпоху свершали бы открытия коперниковского масштаба, растрачивают силы в роли наушников и наймитов той или другой враждующей стороны! Новоявленные журналишки возносятся до небес учёного общения, потому что какой-то холуй тиснул на последних страницах очередной подлый выпад! «Состязательные» задачи летают через Ла-Манш с единственной целью: доказать, что лейбницево дифференциальное исчисление оригинал, а ньютоново низкопробная подделка, либо наоборот! Вам это известно?
Нет, говорит Уотерхауз. Я перебрался сюда от европейских интриг. Его взгляд падает на письмо. Роот невольно смотрит туда же.
Одни говорят «судьба». Другие
Не будем об этом.
Хорошо.
Анна при смерти, Ганноверы пакуют островерхие шлемы и расписные пивные кружки, а в промежутках берут уроки английского. София ещё может взойти на английский престол, пусть и ненадолго. Однако раньше или позже Георг-Людвиг станет королём Ньютона и поскольку сэр Исаак по-прежнему возглавляет Монетный двор его начальником.
Понимаю, к чему вы клоните. Это в высшей степени неловко.
Георг-Людвиг воплощение неловкости. Он едва ли знает и едва ли захочет знать. Зато его невестка-принцесса автор этого письма и, вероятно, тоже будущая королева Англии состоит в близкой дружбе с Лейбницем и одновременно восхищается Ньютоном. Она ищет примирения.
Она хочет, чтобы голубь пролетел между Геркулесовыми Столпами. На которых ещё не высохли кишки предыдущих миротворцев.
Вас считают иным.
Уж не Геркулесом ли?
Ну
Вы знаете, в чём я иной, мистер Роот?
Нет, доктор Уотерхауз.
Тогда в таверну.
Уотерхауз заходит в таверну и тут же пятится назад. Заглянув ему через плечо, Енох видит длинный стол, судью в белом парике, присяжных на дощатых скамьях и приведённого на допрос угрюмого головореза.
Неподходящее место для праздной болтовни, бормочет Уотерхауз.
Вы вершите суд в питейных заведениях?
Пфу! Этот судья не пьянее, чем любой магистрат в Олд-Бейли.
Что ж, можно взглянуть и так.
Даниель подходит к другому трактиру и открывает кирпично-красную дверь. У входа висят два кожаных ведра с водой на случай пожара, в соответствии с предписанием городских властей, на стене приспособление для снимания сапог, дабы хозяин мог оставлять обувь посетителей в качестве залога. Сам
и ярким, но, главное, книги бурые кипы, составленные, как доски в штабелях, больше книг, чем я когда-либо видел в одном помещении. Минуло лет десять-двадцать с тех пор, как Уилкинс завершил великий «Криптономикон». По ходу работы он, разумеется, собирал трактаты о шифрах со всего мира и сопоставлял всё, что известно о тайнописи со времени древних. Издание книги принесло ему славу среди адептов этого искусства. Известно, что экземпляры «Криптономикона» достигли таких дальних городов, как Пекин, Лима, Исфахан, Шахджаханабад. В результате Уилкинс стал получать ещё книги их слали ему португальские криптокаббалисты, арабские учёные, роющиеся в пепле Александрии, парсы тайные последователи Зороастра, армянские купцы, которые поддерживают связь по всему миру посредством знаков, упрятанных на полях или в тексте письма столь искусно, что конкурент, перехвативший послание, увидит лишь ничего не значащую болтовню, в то время как другой армянин извлечёт важные сведения с той же лёгкостью, с какой вы или я прочтём уличный памфлет. Здесь были тайные шифры мандаринов, которые по самой природе китайского письма не могут шифровать, как мы, и вынуждены упрятывать послания в расположении гиероглифов на листе и другими способами столь хитроумными, что на их создание, должно быть, ушла целая жизнь. И всё это попало к Уилкинсу благодаря «Криптономикону». Вообразите, что я должен был испытать. С младых ногтей Дрейк, Нотт и другие внушали мне убеждение, что книги эти, до последних слова и буквы, сатанинские. Что, лишь приоткрыв переплёт и нечаянно бросив взгляд на оккультные письмена, я буду немедленно ввержен в Тофет.