«Да, сэр.»
«Уже почти десять. Думаю, тебе пора быть здесь и положить ленты на стол. Ты мне обещал.»
«У меня затруднения с копированием.»
«Ты этим занят?»
«Конечно. А в чем дело?»
«Потому что из звонков, полученных мною, следует, что ты не бросил свое расследование», сказал Джим Олсон. «За протекший час ты задавал вопросы в японском исследовательском институте. Потом ты допрашивал ученого, который там работает. Ты смотался на какой-то японский семинар. Говори прямо, Питер: расследование закончилось или нет?»
«Конечно закончилось», сказал я. «Я просто пытаюсь скопировать ленты.»
«Давай побыстрее», сказал он.
«Хорошо, Джим.»
«Ради блага всего департамента и всех в отдельности я хочу, чтобы все это закончилось.»
«Хорошо, Джим.»
«Я не хочу потерять контроль за ситуацией.»
«Я понимаю.»
«Надеюсь, что так», сказал он. «Делай копии и тащи сюда свою задницу.»
И он повесил трубку.
Я припарковал машину и вошел в здание физфака.
Доктору Сандерсу было около сорока лет, один из тех энергетических типов, что находятся в постоянном движении, расхаживают взад и вперед и пишут уравнения на доске короткими выразительными тычками мелом, говоря об «определении отношения сигнальных ковариантов» и о «полосе шума факториала дельта». Я не мог назвать науку, которой он учит. В конце концов я пришел к выводу, что должно быть это электротехника.
Когда зазвонил звонок, студенты встали и стали укладывать сумки. Я был поражен: почти все в классе были азиатами, и парни и девушки. Те, что не с Востока были индусами и пакистанцами. Из тридцати студентов только трое были белыми.
«Верно», сказал позднее Сандерс, когда мы по коридору шли в его лабораторию. «Тема, вроде Физики-101, не привлекает американцев. Уже много лет. Промышленность совсем не может их найти. Мы были бы уже по уши в дерьме, если бы не существовало азиатов и индусов, которые приезжают сюда на докторантуры по математике и инженерному делу, а потом работают на американские компании.»
Мы сошли вниз несколько пролетов и повернули влево. И оказались в подвальном коридоре. Сандерс шел быстрым шагом. «Трудность в том, однако, что это меняется», продолжал он. «Мои азиатские студенты начали уезжать домой. Корейцы возвращаются в Корею. И тайваньцы. Даже индийцы возвращаются домой. Стандарты жизни в их странах растут и теперь дома больше возможностей. Некоторые из этих стран имеют громадное число хорошо обученных людей.» Мы живо спустились еще на пролет. «Вы знаете, в каком городе мира самое большое число докторов по физике на тысячу человек населения?»
«Бостон?»
«Сеул, Корея. Подумайте об этом, когда мы ворвемся в двадцать первый век.»
Теперь мы шли по другому коридору. Потом на короткое время оказались снаружи на солнечном свете, прошли по асфальтовой дорожке и вошли в другое здание. Сандерс поглядел через плечо, словно боялся потерять меня. Но говорить не переставал.
"А если иностранные студенты уедут домой, у нас не будет достаточно инженеров для американских исследований, чтобы творить новую американскую технологию. Тут простой баланс. Нет в
нужном количестве тренированных людей. Даже большие компании вроде ИБМ начинают помаленьку испытывать трудности.
Обученных людей попросту не существует. Осторожно, дверь." Дверь крутнулась в мою сторону. Я вошел внутрь и сказал: «Но если здесь имеются все возможности для работы с высокой технологией, разве это не привлекает студентов?»
«Привлекает, но не так, как инвестиционные банки или юриспруденция.» Сандерс засмеялся: «Америке может недоставать инженеров и ученых, однако мы первые в мире по производству адвокатов. Половина адвокатов всего мира находится в Америке. Только представить.» Он покачал головой. «У нас четыре процента мирового населения и восемнадцать процентов мировой экономики. И у нас же пятьдесят процентов адвокатов. И каждый год из юридических школ выплывают еще тридцать пять тысяч. Вот куда направлена наша продуктивность, вот где наш национальный центр интереса. Половина наших TV-шоу толкует об адвокатах. Америка превращается в Страну Адвокатов. Все выдвигают друг другу иски. Все друг друга оспаривают. Все в судах. Ведь, кроме всего, трем четвертям миллиона американских адвокатов надо же хоть чем-то заниматься. Они обязаны как-то заколачивать свои триста тысяч в год. Другие страны думают, что мы спятили.»
Он открыл дверь ключом. Я увидел надпись от руки: «Лаборатория продвинутой обработки образов» и стрелку. Сандерс повел меня по длинному коридору.
«Даже наши самые яркие ребята плохо обучены. Самые лучшие американские дети сегодня на двенадцатом месте в мире после промышленных стран Азии и Европы. А ведь это наши лучшие студенты. На дне гораздо хуже. Треть выпускников школ не может прочесть расписание автобусов. Они неграмотные.» Мы дошли до конца коридора и повернули направо. «Ребята, которых я вижу, ленивы. Никто не хочет работать. Я учу физике. Чтобы стать мастером нужны годы. Но все дети хотят одеваться как Чарли Шин и сделать миллион долларов еще до того, как стукнет двадцать восемь. Единственный способ сделать такие деньги это юриспруденция, инвестиционные банки, Уолл-Стрит. То есть, места, где идет игра бумажными доходами, что-то за ничего. Именно этого в наши дни хотят дети.»