Я видел донесение о Сионе, сказал Монео.
Лито заулыбался еще шире. Монео был просто восхитителен в такие моменты. За его словами скрывалось многое, что не надо было обсуждать между ними прямым текстом. Его слова и действия были точно сбалансированы и опирались
на взаимное знание Лито и его слуги, что, конечно же, Монео за всем следит. Теперь он, естественно, заботится о своей дочери, но хочет дать понять, что его забота о Императоре остается превыше всего. Сам проделав сходный путь эволюции, Монео точно понимал деликатность нынешнего положения Сионы.
Разве я не сотворил ее, Монео? вопросил Лито. Разве я не контролировал условия ее рождения, ее предков и ее воспитание?
Она моя единственная дочь, мой единственный ребенок.
В некоторых отношениях она напоминает мне Харк Ал Аду, сказал Лито. В ней как-то не очень много от Гани, хотя, вроде бы, должно было быть. Может быть, она больше всего взяла от тех предков, задействованных в программе выведения Бене Джессерит.
Почему Ты говоришь это?
Лито задумался. Есть ли необходимость для Монео знать эту особенность своей дочери? Сиона способна исчезать временами из его провидческого кругозора. Золотая Тропа остается, но Сиона исчезает. И все же ... она не провидица. Она уникальный феномен ... и если она выживет ... Лито решил, что не стоит подрывать дееспособность Монео, сообщая ему ненужную информацию.
Вспомни свое собственное прошлое, сказал Лито.
Разумеется. И в ней точно такой же потенциал, только он намного больше, чем был когда-либо у меня. Но это и делает ее опасной.
И она не будет тебя слушать, сказал Лито.
Нет, но у меня есть агент среди мятежников.
«Наверняка, Топри», подумал Лито.
Не нужно быть провидцем, чтобы понять, что у Монео наверняка имеется там свой агент. Со времени смерти матери Сионы, Лито все глубже и увереннее постигал образ действий Монео. На Топри ему указали подозрения Найлы. И теперь Монео выставлял напоказ свои страхи и действия, предлагая их, как цену за дальнейшую безопасность своей дочери.
«Как же неудачно, что от этой матери у него был только один ребенок».
Вспомни, как я поступил с тобой в сходных обстоятельствах, сказал Лито. Ты знаешь требования Золотой Тропы не хуже меня.
Но я был молод и глуп.
Молод и дерзок, но никогда не глуп.
Монео напряженно улыбнулся при этом комплименте, его мысли все больше и больше склонялись к вере, что теперь он понимает намерения Лито. Но, хотя, опасности!..
Подкармливая эту веру, Лито сказал:
Ты знаешь, как сильно мне нравятся неожиданности.
«И это правда, подумал Лито. Монео-то уж точно это знает. Но даже когда Сиона удивляет меня, она остается для меня тем, чего я больше всего страшусь, одинаковостью и скукой, которые могут разрушить Золотую Тропу. Смотрите только, как скука на короткое время отдала меня во власть Данкана! Сиона это тот контраст, по которому я узнаю свои глубочайшие страхи. Опасения Монео за меня хорошо обоснованы».
Мой агент будет продолжать наблюдение за ее новыми товарищами, сказал Монео. Мне они не нравятся.
Ее товарищи? У меня у самого были такие товарищи однажды, давным-давно.
Мятежники? У Тебя? Монео был неподдельно удивлен.
Разве я не проявил себя другом мятежа?
Но ...
Заблуждения прошлого намного многочисленнее, чем ты только думаешь!
Да, Монео смешался, но любопытство в нем не угасло. И он знал, что порой Императору надо было заболтать самого себя до одурения после смерти очередного Данкана. Ты, должно быть, видел много мятежей.
При этих словах Лито непроизвольно погрузился в воспоминания.
Ах, Монео, пробормотал он. В моих путешествиях по лабиринтам моих жизней-памятей я повидал бессчетные места и события, которым я никогда бы не желал повториться.
Монео прокашлялся.
Лито по небольшим признакам распознал нарастающее в Монео нетерпение.
«Монео понимает насчет армии. Он знает, что это мечта дурака, будто армии могут быть основным инструментом управления».
Поскольку Лито продолжал молчать, Монео подошел к лазерному пистолету, поднял его с холодного пола подземелья и начал его разряжать. Лито наблюдал за ним, думая о том, как эта крохотная сцена воплотила в себе целиком всю суть мифа об армии. Армия пестует технологию, потому что сила машин представляется близоруким такой очевидной.
Монео вернулся на свое место перед Лито, небрежно держа в правой руке разряженный лазерный пистолет.
На Парели и на планетах Дана идут разговоры о еще одной священной войне против подобных вещей.
Монео приподнял лазерный пистолет и улыбнулся, показывая тем, что понимает парадокс таких пустых мечтаний.
Лито закрыл глаза. Многочисленные жизни-памяти внутри него хотели поспорить, но он заставил их замолчать, подумав: «Джихады создают армии. Бутлерианский Джихад пытался очистить
наш космос от машин, которые подражают уму человека. Бутлерианцы оставили армию в своем кильватере, а икшианцы все так же производят сомнительные устройства ... за что я им благодарен. Что подлежит проклятию? Идеология разрушения и неважно, какие инструменты при этом используются».
Это произошло, пробормотал он.
Лито открыл глаза.