Что там у нас, Алексей? Коркин потёр глаза и водрузил на нос очки.
Сотрудник протянул распечатку.
Та-а-а-ак. По пятёрочке девять. Остальное семь и девять десятых, пробормотал Коркин, ведя пальцем по таблице. На «сигме» два балла. Ого! Гармоника близка к идеальной. Понятненько Ванда Леопольдовна, конечно же, ничего путного не выдала?
Сплошной сумбур, Николай Сергеевич, ответил сотрудник. Сама путается.
Говорит, ясная картинка никак не выходит. Только удаётся сфокусироваться, как моментально отбрасывает в обычный сон.
Что и ожидалось. Коркин посмотрел на кресло, в которое занимал Злобин. Крепкий орешек.
Сотрудник стал собирать кофейный чашки на поднос.
Сколько было в кофе «АСК-тринадцатого»?
Обычная доза, Николай Сергеевич.
М-м-м. Николай Сергеевич помял подбородок. В следующий раз, когда Злобин придёт в гости, увеличь на треть. Думаю, хватит, чтобы раскачать его подсознание. М-да Интересная пси-матрица. Уникальный экземпляр!
Он высоко закинул голову на подголовник, вытянулся, покачал кресло, уставившись в потолок.
Кто на коммутаторе?
Как вы приказали, Людмила.
Дай ей «флид-тридцать два». Полдозы. И предупреди, что за любой звонок, минуя коммутатор, выгоню к чёртовой матери любого! Через полчаса собери всех в конференц-зале. Надо провести групповую «медитацию силы». Пока вы у меня окончательно не поплыли.
Хорошо, Николай Сергеевич.
Сотрудник поставил посуду на тележку. Приготовился выкатить её из кабинета.
Что, Алексей, страшно?
Не очень, Николай Сергеевич.
Хм-м. Что говорит о твоём интеллектуальном уровне. До стадии перехода многих знаний во многие печали ты ещё не дорос. Счастливчик!
Он развернул кресло, сложил ладони лодочкой и устремил неподвижный взгляд за толстое стекло аквариума.
Глава девятая Поминовение усопших
«Д» 117:00
Огнепоклонник
Кладбищенский ветер пах сырой землёй и раскисшими венками.
Могила, у которой сидел на скамеечке Хартман, была ухоженной. В положенный срок на неё положили гранитный камень, в изголовье поставили пирамиду с бронзовой звёздочкой на верхушке. У родственников и друзей усопшего хватило такта и вкуса не гравировать по камню портрета. Лицо усопшего осталось в памяти тех, кто решил его не забывать. Всем остальным досталась только надпись на надгробном камне. «Подседерцев Борис Михайлович. Родился в 1946 году. Погиб в 1996 году».
Москва, 1996 год
Над Москвой нависла свинцовая темень. В чреве тьмы клокотал электрический огонь, бросая на город страшные, мертво-белые всполохи. Порывы ветра вырывали из низкой, во все небо, тучи крупные капли, гнали к земле и что есть силы шлёпали их об асфальт. Полотно дороги было усеяно иссиня-черными кляксами.
От низкого давления закладывало уши и перехватывало дыхание. В глазах то и дело прыгали серебристые искорки. А гроза все не начиналась.
На сердце было так же свинцово тяжко и готово к адскому взрыву.
Борис Михайлович мёртвой хваткой вцепился в руль. Какой-то лукавый бес, проклюнувшийся в дальнем уголке мозга нашёптывал: «Выверни вправо, выверни вправо! Ну что ты изводишь себя? Чуть-чуть вправо, а? Смотри, дорога заплёвана каплями. Все спишут на потерю управления. Никто не узнает, что ты сам все решил. Так же будет лучше, а? Для всех. Для тебя в первую очередь. Ни позора, ни последствий. Просто вышел, хлопнув дверью. Имеешь право. Ты же проиграл. С треском проиграл. Потому что связался с трусами и шкурниками. А ты не такой. Ты сильный. Только сильный может вывернуть руль и уйти с трассы, когда захочет. А ты же хочешь уйти, да? Хочешь, хочешь, не отпирайся! Ну давай вдвоём. Потихо-о-нечку Крутим руль вправо. Тихонько. И ещё немного. И ещё».
Шины тревожно взвизгнули. Чёрная полоса кювета стала разворачиваться в лобовом стекле. Борис Михайлович, опомнившись, рванул руль влево и ударил по тормозам.
Машину поволокло юзом. Его швырнуло грудью на руль. Ремень безопасности больно впился в плечо, стальным обручем вдавился в живот. В глазах вспыхнули искры электросварки.
Борис Михайлович медленно выдохнул. Распирающая боль от удара в животе немного ослабла. Откинулся на спинку кресла. Зажмурился. Тяжко, загнанно задышал.
И тут хлынул ливень
Струи хлестали по капоту так, что он не услышал звук двигателя подкатившей сзади машины. Только в разводах на лобовом стекле успел заметить отсвет лунный свет фар.
«Здесь так здесь. Какая разница?» подумал он и не стал тянуться за пистолетом. Руки так и остались лежать на руле, безжизненные и бессильные. А пистолет остался лежать в кобуре, тяжёлый и бесполезный.
Мужская фигура в долгополом чёрном плаще вынырнула под дождь. Неспешно прошла вдоль машины.
Мягко открылась задняя
правая дверь. Вздохнули диванные подушки, приняв на себе тяжесть человеческого тела.
Борис Михайлович поднял голову и посмотрел в зеркало. В узкой полоске увидел только отражение нижней части лица. Заострённый подбородок с ямочкой, резкие морщины в углах тонких губ.
Я рад, что перехватил вас на полдороге к смерти, Борис Михайлович, сухим голосом произнёс незнакомец.
Борис Михайлович мрачно подумал, что до смерти оставались считанные метры, но промолчал. Странно, но нервное напряжение, измочалившее все внутри, с появлением незнакомца стало заметно слабеть.