Злобину запомнился приём, которым переворотчики-патриоты воздействовали на криминалитет. В подъездах находили ослеплённых бандосов, (операции проводил опытный офтальмолог), в белых балахонах и с зомбированным на покаяние сознанием. Бандиты тупо мычали, потрясая табличками на груди: «Каюсь». СМИ захлёбывались от восторга, обыватель немел от шока.
А чиновникам-казнокрадам и теоретикам приватизации присылали визитки с оскаленной мордой пса и подписью: «Псы Господни, Русская Инквизиция». Намёк на опричнину был столь явен, что чиновники самораскулачивались и добровольно сдавали номера счетов в швейцарских банках. Кто упорствовал, тому подсылали обученных камасутре шпионок. Девочки передавали разомлевших клиентов мальчикам со шприцами. Казнокраду устраивали «химический допрос», после которого он добровольно отдавал в казну ранее похищенное и получал пулю в затылок.
Наши патриоты, войдя в тайные сношения с патриотами из ЦРУ и БНД, на экспроприированное у приватизаторов построили светлое будущее на любимой одной пятой суши. Книга заканчивалась туром танго главного патриота с женой крупного мафиози в стиле Джеймса Бонда. Русский Бонд так растрогал мафиози, что тот дал отмашку на использование капитала мировой мафии на нужды индустриализации России.
Николай Сергеевич не скрывал, что книжка для него не литературный труд, а научный эксперимент по зондажу коллективного сознания на готовность принять введение «просвещённой диктатуры» и благословить методы психофашизма, без которых, по его убеждению, ничего не получится.
Книжку издали тиражом в триста тысяч экземпляров. Говорят, все раскупили. Сам Коркин утверждал, что в околокремлёвских кругах книжка стала бестселлером. Как это сказалось на росте клиентуры лаборатории, неизвестно. Но в России книжками ничего изменить нельзя. Будь то «Капитал», будь то «Малая земля», будь то «Русский инквизитор». Чтобы хоть что-то изменилось, непременно надо, тут Коркин был прав, пустить дурную кровь. Много, яростно и безжалостно. Без неё, алой, как знамя, на Руси ничего путного не бывает.
Кабинет у Коркина был под стать профессии. В меру уютный, в меру профессионально функциональный. С иконками в красном углу.
Коркин помял подбородок, свесив голову набок, обшарил Злобина ласково прощупывающим взглядом, удовлетворённо кивнул.
Кофе? Предпочитаете горячий? Голос у него был бархатный.
Люблю горячее. Люблю сладкое. Цветовое предпочтение находится в сине-зелёной зоне спектра, ответил Злобин. Цветовые ассоциации с работой синий цвет. Как прокурорский мундир.
Ха-ха-ха! Смех у Коркина был открытый, без зажима. Уели, уели, Андрей Ильич.
Диагностику по Люшеру проводить не будем. Но кофе мы, всё-таки, выпьем.
Он нажал кнопку на селекторе. Сразу же открылась дверь в соседнюю комнату, и молодой сотрудник в белом халате вкатил тележку с кофейником и всем, к нему прилагающимся. Молча поклонился и вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Коркин, наливая кофе в чашки, украдкой бросил на Злобина взгляд. И тихо рассмеялся.
Книжку мою вы, Андрей Ильич не читали, но представление имеете. Сценка с сотрудником имеется в книжке. Кто читал, обычно напрягаются. Как же! Серый Кардинал, запустивший щупальца в подкорку власть имущих, его молчащие, как монахи, лаборанты и «псы господни» с офтальмологическими крючками где-то поблизости. Впечатляет, согласитесь?!
Злобин пожал плечами.
А я думаю, что вы слизнули образ главного героя с Арамиса. У него тоже был слуга-молчун, а благородный Арамис якшался с Орденом сердца Иисусова.
Николай Сергеевич вскинул голову.
В точку! Именно на цепочку подсознательных образов мы и пытались воздействовать. Понимаете, ни одно действие, ни один акт, не должен повисать в воздухе. Чем больше «зацепок» в подсознании вы используете, тем более эффективней воздействие. При правильном подборе цепочки подсознательных образов-«зацепок» вы просто не сможете противостоять воздействию. Что в идеале выражается в том, что вы даже не почувствуете самого воздействия.
Он придвинул чашку к Злобину.
Давайте, сразу «зацепимся» за что-то конкретное. Злобин пригубил кофе. Он оказался густым, горячим и горьким. Какой поток подсознательных образов вызывает у вас название концерна «Союз-Атлант»?
Реакция Николая Сергеевича была ожидаемой тщательно контролируемое удивление.
Он откинулся на спинку кресла, помял подбородок, с неприкрытым профессиональным интересом разглядывая Злобина.
Это официальная встреча? спросил он.
Это беседа двух профессионалов, Николай Сергеевич. Мы с вами в некотором роде соратники. Кто не дошёл до вас, получает полный катарсис у меня в кабинете. Кстати, как вы относитесь к своим клиентам?
М-м-м. Как к больным, развращенным неправильным воспитанием детям, дорвавшихся до рычагов управления страной.
А я как к особо опасным врагам рода человеческого.
Николай Сергеевич тонко улыбнулся.
Мне непозволительно до такой степени заострять формулировки.
Иначе вы начнёте глазки пациентам выдавливать?
Коркин рассмеялся.
А зацепило, да, Андрей Ильич? Шикарный образ! Не оскоплённый, а ослеплённый преступник! Преступление и вечное, прижизненное покаяние это же так мило русской душе. Вспомните Достоевского. От себя скажу, если бы писанину этого невропата не преподавали в школе, нам бы пришлось весьма и весьма тяжко. Для купирования русского беспредела Достоевский сделал не меньше, чем Иисус. Благодаря Достоевскому у нас душа преступника вечно мечется между тягой к безнаказанности, что я называю безбожием, и покаянием, что я считаю подсознательным мазохистским комплексом. Совесть это проявление садо-мазохистского комплекса. Спорить будете?