Кстати, этот вот тиун, Ефим он ведь тоже не вольнонаемный по ряду-договору служит рядович. Миша с парнями за купу закабалились закупы. А еще были пущенки, прощенники, задушные люди, обельные холопы, челядь Ой, много кого И кто только о них не писал в свое время: Греков, Тихомиров, Мавродин, Фроянов, Зимин Михаил еще на первом курсе сдавал монографии зачетом. Ну, тогда, по молодости-то, социально-экономические структуры его мало интересовали, больше политика да война.
В общем, сговорились. Тиун только глазом моргнул молодому парню-привратнику, тот живо с улицы видоков привел свидетелей, людей незаинтересованных, свободных молотобойца и ученика ювелира. Ну, вот и сладились
Михаил потянулся:
Ну, так что мы в свою избу пойдем, время позднее
Тиун уже давно потерял весь свой приветливый вид, осклабился:
Э! На молитву сперва, нехристи! Потом уж в избу.
Да, и насчет снеди
Какая же вам снедь, коли вы еще ничего не заробили?
Вот она, классовая сущность боярского прихвостня! Правы были Маркс с Энгельсом, ах, как правы Михаил теперь убеждался в этом на личном примере.
Что ж нам теперь, с голоду помирать?
Так в корчме ж только что ели! вполне справедливо возмутился Ефим, впрочем, немного подумав, тут же смилостивился. Ин ладно, после вечерни зайдете на летнюю кухню Марфа, челядинка, что-нибудь сыщет вам А завтра с утра пожалует и боярин-батюшка.
Боярин-батюшка Вон оно теперь как!
В церкви Мише не понравилось душно и народу полно. Дьячок быстро читал что-то непонятное тихим гнусавым голосом, собравшийся народ его не слушал толкался, что-то обсуждал, иногда даже тихонько, но без особого страха смеялся. И не сказать, чтоб это все были какие-нибудь, не приведи господи, атеисты молились вполне истово, крестились с размахом, кланялись вот-вот лбы расшибут. А вот как-то в Святое Писание не вникали. Или это дьячок слишком уж тихо читал?
Отстояв вечерню, пошли обратно на усадьбу ну, куда же еще-то теперь? Новоявленные закупы Михаил с Авдеем и Мокшей и прочие холопы-челядинцы. Выглядели они, надо сказать, вовсе не так уж и грустно шутили, задирали встречных девок, смеялись. Глядя на них, и ребята повеселели, особенно Авдей, а то уж совсем было нос повесил.
Слышь, Михайло А может, и в самом деле, неплохо здесь будет?
Миша лишь пожал плечами в ответ:
Может быть, и неплохо. А может Кто знает? Поживем увидим.
Ну а пока действительно было неплохо. Даже пес Трезор больше не рычал видать, привык и спокойно лежал возле своей будки.
Вроде как грозившийся целый день вот-вот пойти дождь так и не хлынул,
налетевший с волховских заливных лугов теплый, пахнущий духмяными травами ветерок растащил тучи, высветлив в темнеющем вечернем небе яркую просинь. Оранжевый закатный шар солнца обдал город пожаром, выклюнулись в небе серебристый месяц и звезды. Похоже, завтра не стоило ждать дождя
Челядинка Марфа дебелая повариха лет тридцати с мощными бедрами и талией, словно у необхватного дуба встретила новоявленных закупов не особо приветливо, однако снеди собрала крынку молока, лепешку, десяток вареных яиц и изрядный шмат жаренной на вертеле рыбины, по виду лососи или форель. Так что поужинали плотно, даже яйца еще на утро остались. Поужинали да легли спать уже на новом месте, в избе: парни на полатях, а Михаил на широкой лавке, подложив под себя спрошенного по пути на конюшне охапку свежего сена.
Утром до восхода еще! закупов разбудил тиун. Лично проследил, чтоб умылись, причесались чтоб, даже лапти не забыл прихватить босоногим. Ходил вокруг, вздыхал, инструктировал:
Как взъедет в ворота боярин-батюшка, так сразу кланяйтесь в пояс В ноги токмо не вздумайте кинуться хозяин того не любит.
О как! Миша поднял вверх большой палец. Слыхали, парни, не любит!
От того, что кидаются-то в ноги кто? Всякие просители, челобитчики надоели они батюшке боярину хуже горькой редьки, вскользь разъяснил Ефим. Уж и деваться от них некуда стало пришлось велеть высечь. И ведь все одно не унимаются, жалятся друг на дружку, да на меня Вы-то жалиться, надеюсь, не будете?
Да не на что пока, выходя на улицу, хохотнул Михаил. Ну, где он там, наш хозяин?
Боярин-батюшка, хха!!! Губернатор!
Боярин Софроний Евстратович появился ближе к полудню а до этого времени все слуги с усадьбы никуда не уходили, ждали. Явился не один с двумя отроками наверное, сыновьями или уже внуками. Сед был боярин, лицом красив, представителен: в седле сидел как влитой, борода на ветру развевалась. На голове у боярина шапка соболья, рубаха верхняя до колен, длинная, голубая, на шее ожерелье узорчатое с самоцветами, пояс с золотыми бляшками на солнце сверкает глазам больно, на поясе меч в красных сафьяновых ножнах, на плечах плащ зеленого шелка, горностаевым мехом подбитый. Конь под боярином вороной, в золоченой сбруе Представить даже трудно, сколько вся эта краса стоит? Уж не меньше, чем какой-нибудь там «хаммер» да «хаммер» что железяка а здесь Конь, конь-то какой! Красавец!
Отроки один на вид лет четырнадцать, другой помладше были чем-то похожи на отца (или деда?), оба держались гордо, поглядывали вокруг с важностью. Аккуратно подстриженные волосы их отливали на солнышке золотом или, лучше сказать, перепрелой соломою. Тот, что помладше, в красном распашном плаще поверх зеленой рубахи, тот, что постарше в синем. Кони под мальчишками ничем не уступали боярскому, разве что казались куда как смирнее.