но и страх, поскольку передо мной был не призрак, а живой, во плоти человек ноги в стременах, в руках поводья в такой невероятной близости от меня, что мне стало не по себе. Я не боялся, что меня собьют: в смятение меня ввергла сама эта встреча, это соединение веков его и моего. Он отвел взгляд от моря и посмотрел на меня в упор. Мне казалось, он видит меня, мне казалось, я отчетливо прочитал в его глубоко посаженных глазах знак приветствия. Он улыбнулся, потрепал пони за холку и, пришпорив его, направил вброд на другой берег.
Нет, он не видел меня, не мог он меня видеть, ведь он жил в другом времени. Тогда почему же он внезапно приподнялся в седле, обернулся и посмотрел прямо на меня? Это был призыв, властный и странный: «Следуй за мной, если не трусишь!» Я прикинул на глаз глубину брода и, хотя вода доходила пони до колен, бросился за ним, не думая о том, что могу промокнуть и только выйдя на противоположный берег, мимоходом отметил про себя: а ботинки-то совсем сухие!
Всадник поехал в гору, и я последовал за ним. Дорога была крутая и размытая, и, поднимаясь вверх, она резко поворачивала влево. Я с радостью заметил, что она в точности совпадает с той, по которой я ехал на машине только сегодня утром. Но на этом сходство заканчивалось: живой изгороди из кустарника, окаймлявшей дорогу в моем времени, здесь не было. Справа и слева лежали пахотные земли, ничем не защищенные от ветров, кое-где виднелись участки, поросшие низкорослым вереском и утесником. Мы поравнялись с упряжкой волов, и я наконец смог разглядеть самого пахаря: маленького роста, в каком-то балахоне с капюшоном, всей тяжестью своего тела навалившегося на массивный деревянный плуг. Он поднял руку, приветствуя моего всадника, что-то прокричал и побрел за плугом дальше. Над его головой кружили и кричали чайки.
Этот обмен приветствиями был настолько естественным, что чувство шока, не покидавшее меня с того момента, когда я впервые увидел всадника у брода, уступило место удивлению, а затем спокойствию. Я вспомнил свое первое путешествие еще ребенком во Францию: я ехал ночным поездом и утром, с нетерпением открыв окно в купе, смотрел, как мимо проносятся чужие поля, деревни и города, склоненные фигурки людей, работавших в поле подобно этому землепашцу, и по-детски удивлялся: «Интересно, они такие же живые, как я, или просто притворяются?»
Сейчас для моего удивления было куда больше оснований, чем тогда. Я глядел на всадника, его пони и двигался за ними на таком близком расстоянии, что мог дотронуться до них рукой, ощущал их запах. От них обоих шел такой сильный дух, как будто они вобрали в себя аромат самой жизни. Струйки пота, стекавшие по бокам животного, его косматая грива, следы пены на краю удил, это широкое колено и обтянутая чулком нога, кожаная куртка поверх рубахи, это мерное покачивание в седле, руки, держащие поводья, само лицо, обветренное, худое, обрамленное темными волосами, закрывавшими шею, вот где была настоящая реальность, а чужеродным элементом был я сам.
Мне страстно захотелось протянуть руку и дотронуться до пони, но я вспомнил предупреждение Магнуса: «Если встретишь существо из прошлого, то, ради Бога, не притрагивайся к нему. Неодушевленные предметы пожалуйста, но если ты попытаешься войти в контакт с живой материей, связь прервется, и твой выход оттуда будет осложнен неприятными последствиями. Я это испытал и знаю, о чем говорю».
Дорога вела сначала через пахотные земли, затем резко пошла вниз. Совсем иной ландшафт открылся моему взору. Деревня Тайуордрет, которую я видел всего несколько часов назад, изменилась до неузнаваемости. Многочисленные дома, беспорядочно вытянувшиеся к северу и западу от церкви, исчезли. Теперь на этом месте находилось небольшое селение, своим примитивным видом напоминавшее игрушечную ферму, которую я, помню, строил на полу своей комнаты в детстве. Маленькие приземистые дома, крытые соломой, теснились вокруг большого общинного луга, по которому разгуливали свиньи, гуси, куры, два или три стреноженных пони и сновали вездесущие собаки. Над этими убогими жилищами поднимался дым, но он выходил не из труб, а из отверстий в крыше. Сразу за селением стояла церковь, и здесь уже красота и гармония вновь вступали в свои права. Но это была не та церковь, которую я видел несколько часов назад. Она была поменьше и без башни; вплотную к ней примыкало длинное невысокое каменное строение, и все это было окружено каменной стеной. Внутри, за стеной, виднелись огороды, сад, служебные постройки и небольшой лесок. Ниже шел спуск к долине, а вдалеке синел глубоко врезавшийся в нее залив.
Я бы так стоял и смотрел не отрываясь: раскрывающийся передо мной вид завораживал своей неброской красотой, но мой проводник двинулся
сэра Джона Карминоу, остальное неважно.
Приор беспокойно заерзал под одеялом.
Сэра Джона не так легко провести, он себе на уме и умеет угодить и вашим и нашим. Он, может, и наш покровитель, но только станет ли он вступаться за меня, если ему это невыгодно.
Проводник поднял с пола кость и протянул собаке.
В нынешней ситуации сэр Генри, как хозяин земель, будет иметь больший вес, чем сэр Джон, сказал он. Этот кающийся грешник не оставит тебя. Ручаюсь, он сейчас стоит коленопреклоненный в часовне.