А ты, тихо сказал Вик, не сводя пристального взгляда с посерьёзневшего Люка, ты отобрал ещё и её. И я н-никогда этого не забуду.
Он отвернулся, сунул руки в карманы джинсов и медленно обвёл ребят глазами, видя в отсветах костра их улыбающиеся лица. Так улыбаются те, кто принадлежит стае и чувствует за собой её силу. Вику было больно, и он знал, что сделал большую глупость. Но он дружил с Рамоной так долго. Он думал, что в этом жестоком и несправедливом мире она его лучший друг. Его маленькое личное солнце. И он не мог уйти просто так.
Сутулясь, Виктор Крейн направился было прочь с пустыря, но остановился и внезапно повернулся, посмотрев назад. Рамона перестала улыбаться. Она знала: у Вика есть своя чаша терпения, и только что она переполнилась.
Ты пойдёшь со мной? прямо спросил он, пристально глядя на Рамону. Он дал ей последний шанс вновь стать «его».
И хотя она так поступила с ним и заманила сюда, хотя она предпочла ему Люка, предала его, как бы он хотел услышать «да». Какой-то частью себя он ждал, что она одумается, возьмёт его за руку, и они уйдут отсюда вдвоём, потому что здесь ему не место и добром это не кончится. Он бы простил её. Он бы обязательно сделал это! В жизни случается всякое. Она не могла быть такой сволочью, как эти типы, она не могла сама до такого додуматься. Наверняка это всё задумал Палмер, да, он он ведь каждый раз подтачивал их дружбу и его любовь к ней, он ошивался вокруг Рамоны, пока Вик корпел на подработке или выкладывался на футбольном поле.
А ещё пять лет рука об руку не выкинешь так сразу. И Вик с болезненной надеждой ждал её ответа. Кто-то рассмеялся. Рамона сузила глаза.
Нет, презрительно бросила она.
Так звучал голос предательства.
Вик отвернулся, медленно моргнул. Ну и хорошо. Позади него засвистели, но его это вообще не задело. На душе и так было слишком скверно.
И пусть он боялся поворачиваться спиной к целой толпе, но был зол. Злее, чем мог себе представить. Он удалялся прочь от блёклого и кривого, как клякса, пятна фонарного света, сглатывая обиду и стараясь не думать о том, что произошло. Это было так мерзко и так нелепо, что он хотел уйти и всё. Просто уйти. Просто
Говорят, вас не зря зовут редишами , громко бросил Люк.
Виктор Крейн с досадой прикрыл глаза, замедлив шаг и наконец остановившись. Люк Палмер затянулся, взяв почти прогоревшую сигарету у Майка, и швырнул окурок на землю так далеко, что почти попал в Вика. Тусклая искорка с шипением упала у самых его ботинок.
Знаешь же почему?
Вик сжал челюсти. Он знал, потому
что часто слышал о себе это слово, плохое слово, брошенное вскользь, мимоходом, как о плешивой собаке. Но отвечать Люку не стал. Много чести.
Редиш это не только цвет кожи таких ублюдков, как ты, но и в принципе одна интересная штука, связанная с историей, пояснил Люк, взвесив в руке бутылку с пивом, и небрежно оттолкнул от себя Рамону. Она недовольно поморщилась, но послушно отошла в сторону. Ребята вокруг притихли, вслушались. Дело было давнее. В то время индейцы жутко обнаглели. За их грабежи, мародёрство и набеги правительство обещало вознаграждение: неплохие деньги за каждого пойманного ублюдка. Они ценились не живьём попробуй довези их до участка; они хитрые, как дьяволы, отвернись сбегут или тебя самого прирежут. Потому с них на месте сдирали кожу.
Прямо живьём? хмыкнул кто-то из темноты.
По-всякому. Говорят, у них высокий болевой порог, так что любую боль стерпят, деликатно уклонился от ответа Люк и с улыбкой прибавил: Кстати, у нас есть на ком это проверить.
Кругом зароптали.
Ну залечил.
Да уж
Ерунду порешь, брат, недобро сказали некоторые ребята.
Но были и те, кто поддержал его, засмеявшись, и Вик совсем не удивился людям чужды чужие страдания, он только вздрогнул и сжался, когда мимо него пролетела бутылка с пивом, вдребезги расколовшись о землю.
В животе от страха сжался какой-то маленький противный червяк, но Вик постарался не подать виду, что испугался. Тогда кто-то бросил вторую бутылку.
Пиво плеснуло на него, бутылка разбилась ещё ближе и он шагнул назад и бегло осмотрел ребят. Сколько их выступило ему навстречу? Восемь? Чёрт. Некоторые из них были пьяны, другие из компании Палмера ненавидели его.
Э, пинто! обращаясь к Вику, зачмокали они губами, прямо как лошади. Это оскорбление и значило пятнистую лошадь, такую масть ценили индейцы. Пинто, пинто, иди сюда. Подойди, пинто, мы тебя не обидим. Мы тебе дадим немного выпить, если будешь хорошим пинто. Мы тебя угостим.
Вик попятился. Он понял, что боится их. Боится их всех. Сердце гулко забилось: он же здесь совсем один. Никто не знает, куда он ушёл вместе с Рамоной. А если и узнает что дальше? За него некому заступиться.
Третья брошенная бутылка стала сигналом к наступлению.
Люди странные создания, повинующиеся общим инстинктам и желаниям быть как все, в массе своей подавлять то чужое и инородное, что посмело существовать, нарушая привычную систему. И Вик был тем, кто её нарушал.
За пару секунд, что он мешкал, бутылка попала прямо в него. Вик едва успел прикрыться она, брошенная с сильным замахом, разбилась. В плече возникла острая боль, и Вик почуял, как по руке течёт кровь.