Во-первых, встреча Арагорна и его спутников с конниками на ристанийской равнине куда больше напоминает историю, которая могла бы разыграться в американских прериях, а не на английских лугах. Внезапное появление ристанийцев, которые мгновенно окружают чужеземцев, держа копья наперевес, ассоциируется, скорее, с команчами или какими-нибудь другими индейцами из старых американских фильмов, чем с героями английской старины. Невозмутимость Арагорна свидетельствует о том, что он не понаслышке знаком со стоицизмом, присущим, как гласят легенды, коренным американцам. Эомер явно настроен очень агрессивно, и диалог между двумя сторонами едва не перерастает в поединок, хотя следует признать, что и Арагорн со товарищи не торопятся назвать свои настоящие имена и настаивают на том, чтобы Эомер представился первым и дал ответ на их вопросы до того, как они ответят на его. Замечание Эомера о том, что «лучше бы мирным чужестранцам, забредшим в Ристанию в наши смутные дни, быть поучтивее», в свете этой сценки выглядит весьма справедливым. Напряжение спадает после того, как Эомер отзывает своих людей и смягчает тон беседы, перестав подчеркивать чувство собственного достоинства. Ему не чужды сомнения, он даже готов пересматривать собственное мнение и объяснять свои мотивы, а некоторые его слова звучат почти как извинение. В то же время он производит впечатление человека, который, будучи добрым и отзывчивым в глубине души, все же не может тягаться с Арагорном по уровню благородства. К тому же он слишком порывист и импульсивен, а эти свойства характера могут довести до беды.
Как обычно, Толкин привлекает наше внимание к некоему предмету, который призван служить визуальным выражением характера персонажа, и здесь главная отличительная черта Эомера белый конский хвост на гребне шлема. По этому украшению мы не раз узнаем его в общей толпе. Такой образ кочевника напоминает о степных народах, тюркских племенах или скифах (хотя нельзя не признать, что англичане охотно переняли эту традицию, и шлемы лейб-гвардии Ее Величества по сей день украшены плюмажем в виде конских хвостов). В английском языке даже появилось разумеется, в виде иностранного заимствования слово panache (панаш), означающее одновременно и «украшение из перьев», и те качества, которые оно должно было символизировать. Таким образом, это слово в английском языке имеет два значения: во-первых, это, собственно, плюмаж на воинском шлеме, а во-вторых, кавалерийская удаль и наскок, благодаря которым конным войскам удавалось сломить сопротивление неприятеля.
Если Эомер выделялся в толпе удалью и белым плюмажем, то Фарамира отличало от других нечто более ценное сдержанность и некоторое благоразумие. Он тоже демонстрировал жесткость и строгость во время допроса Фродо, но когда разгневанный Сэм прерывает его расспросы, то Фарамир оставляет эту его резкость без внимания, относясь к ней «без малейшего гнева». Он, в отличие от Эомера,
не торопится раскрывать свои карты и не упоминает о том, что видел тело своего погибшего брата, до тех пор, пока Фродо несколько раз не произносит его имя в своем рассказе. К тому же он замечает, что Фродо очень неохотно распространяется о своих отношениях с Боромиром, но вывод, который он из этого делает, оказывается на удивление близок к истине.
В этом разговоре обращают на себя внимание две вещи. Во-первых, Фарамир (что явно отличает его от Эомера) знает о Кветлориэне куда больше, чем даже сам Фродо, и это он поправляет его рассказ о царстве эльфов, а не наоборот (как можно было бы ожидать). Во-вторых, он не торопится с расспросами и намеренно не использует преимущество своего положения, когда понимает, что Фродо что-то недоговаривает о «проклятье Исилдура». Эта стратегия оказывается верной, потому что в итоге Сэм проговаривается и случайно выпаливает правду, но и тут Фарамир проявляет себя как человек гораздо более дальновидный, чем, например, Боромир или Эомер. Если Эомер это просто славный молодой воин, как уже говорилось выше, то Фарамира Толкин описывает как «сурового юношу». Он не верит в то, что все проблемы можно решить при помощи оружия, и не считает, что только воины и предводители достойны восхищения и уважения, и это лишь подтверждает его слова о том, что народ Гондора в большей степени склонен к рефлексии и имеет более долгую и богатую историю, чем ристанийцы. В пользу этого утверждения косвенно говорят и дипломатичность Фарамира, и его умение сдержанно выражать свои мысли, и его трепетное и в то же время своеобразное отношение к правде все это указывает на то, что он является гораздо более сложной и многогранной личностью, чем напористый и прямолинейный Эомер.
Парадоксальные переплетения
Толкин, безусловно, был хорошо знаком с этим термином, который часто фигурировал в критике в адрес «Беовульфа», но вряд ли он ему нравился, поскольку рождал ассоциации с не слишком привлекавшими его французскими романами. Разумеется, Толкину было также хорошо известно, что у исландцев короткие рассказы называются Þáttr, что дословно переводится как «нить». Можно сказать, что несколько таких Þættir, то есть переплетенных между собой нитей, образуют сагу; нечто подобное говорил и сам Гэндальф, обращаясь к Теодену: «Многие ристанийские дети, припомнив волшебные сказки и чудесные были [и все их хитросплетения] , шутя отыскали бы ответ на твой вопрос» (курсив мой). Толкин вполне мог отдавать себе отчет в том, что все это время использовал в работе английскую версию французского литературного метода под названием entrelacement (чередование), пусть даже в английском языке нет специального обозначения для этого термина. Но как бы эта техника ни называлась, именно ею он был намерен воспользоваться.