Путники увидели исполинскую тень, окутанную космато клубящейся тучей, в ней угадывалась свирепая мощь, внушающая ужас всему живому.
Как и в случае главы «Совет», любые попытки полностью перечислить все филологические источники вдохновения, из которых черпал Толкин, займут слишком много времени. Поэтому я вкратце опишу здесь лишь три итоговых примера методов его работы.
Начнем с орков. Толкин уже использовал это слово в книге «Хоббит», но там он чаще называл этих существ гоблинами. По мере упомянутого выше выстраивания лингвистических соответствий между Средиземьем и различными историческими периодами слово «гоблин» оказалось неуместным: оно появилось в английском языке относительно поздно (согласно Оксфордскому словарю английского языка, оно впервые явным образом упоминается лишь с XVI века) и, как утверждают составители словаря, по всей вероятности, происходило от слова cobalus, которое использовалось в средневековой латыни; как ни странно, они не попытались связать его с немецким kobold. Толкину же требовалось слово из древнеанглийского языка, и он нашел его в двух составных структурах. Во-первых, в «Беовульфе» он обнаружил слово orc-neas, которое употреблялось во множественном числе и предположительно означало неких «демонов-мертвецов». Во-вторых, он использовал слово orc-Þyrs (на сей раз уже в единственном числе), вторая часть которого происходила из древнескандинавского и означала что-то вроде «великана». Демоны, великаны, зомби скорее всего, знавшие грамоту англосаксы действительно очень смутно себе представляли, кто же такие орки. Впрочем, примерно те же проблемы были и у них, и у их потомков и с пониманием того, что обозначали слова woses и sigelhearwan. Слово «орки» использовалось в повседневной речи, обозначая нечто страшное и зловещее, но ни с какими конкретными объектами в то время не соотносилось.
Вдохновившись этим словом, Толкин придумал и подробно описал сцены с участием существ, которых оно обозначало (об этом более подробно будет рассказано в следующей главе), и в результате, как и в случае с хоббитами, и само слово, и его обозначение
постепенно вошли в наш обиход.
Нечто похожее произошло и с онтами (Ents). Ent еще одно заимствование из древнеанглийского языка, в котором это слово встречалось относительно часто, но вызывало еще больше вопросов, чем orc и wose. Первая ассоциация, которую оно создает, это исполинские размеры: в словарях слово ent обычно переводится как «великан», а огромный меч, добытый Беовульфом в логове матери Гренделя, назывался «enta ærgeweorc», то есть произведением онтов. За онтами также закрепилась слава искусных каменщиков. Когда англосаксы обнаруживали дороги и лежащие в руинах каменные здания, которые были возведены еще при римлянах, то называли их «orÞanc enta geweorc», то есть «мастерской работой великанов». Вполне возможно, что Толкин счел первое слово в этой фразе не прилагательным, а существительным, и в результате она стала значить «Orthanc, the ents fortress» (Ортханк, крепость онтов). Именно эта судьба у Толкина ожидает крепость Ортханк, которая для последующих поколений людей навсегда останется именно владением онтов.
В то же время главная особенность англосаксонских онтов заключается в том, что они, в отличие от двуглавых великанов эттинов, турсов, эльфов или гномов, производят впечатление существ, которые уже давно исчезли с лица Земли и больше не представляют угрозы: единственное, что о них напоминает, это разные сохранившиеся артефакты. Толкина заинтересовали их исполинские размеры, связь со словом или названием Ортханк и, что особенно важно, их исчезновение, потому что именно эта судьба ждет все народы Средиземья, не принадлежащие к человеческой расе, и в первую очередь как раз онтов. Идея о связи онтов с деревьями и о том, что они были этакими пастухами лесов, созданиями, которых порождала и поглощала лесная чаща (точно так же как тролли превращались в горную породу, из которой произошли), полностью принадлежала самому Толкину: впоследствии отдельные элементы этой идеи будут признаны «зеленой» идеологией Толкина.
В качестве последнего примера можно привести Кветлориэн. Толкин прибегает к целому ряду инструментов, чтобы создать у читателя образ волшебного мира Кветлориэна (о некоторых из них мы еще поговорим позднее), но про одно можно сказать наверняка он вновь прибегает к традициям, по-своему переосмысляя и дорабатывая древние легенды. Об эльфах содержится немало упоминаний и в древнескандинавском, и в древне- и среднеанглийском языках, и даже в современном английском, на котором говорим мы: судя по всему, им повезло гораздо больше, чем другим древним мифическим созданиям, и память о них сохранилась через века. Одной из таких укоренившихся легенд, дошедшей до наших дней не в последнюю очередь благодаря балладам Томаса Лермонта, является история о смертном, попавшем в царство эльфов.
По легенде, смертный оказывается в гостях у эльфов, проводит там одну или несколько ночей, развлекаясь и танцуя на балу, а когда выходит и возвращается обратно, то обнаруживает, что стал чужим у себя на родине: все, кого он знал, давно умерли, а о нем самом сохранились лишь смутные воспоминания как о человеке, который пропал в царстве эльфов. Получается, что время у эльфов течет гораздо медленнее, чем у людей. Или все же гораздо быстрее? Ведь с эльфами связано еще одно верование, которое гласит: когда играет эльфийская музыка, все вокруг замирает. В датской балладе «Эльфийский холм» (Elverhøoj) прекрасная эльфийка поет: «Быстрая река, что прежде стремительно катила свои воды, теперь замерла, и рыбки, которые плескались в ней, лишь качают плавниками в такт». С легкостью допуская, что древние переписчики неправильно записали то или иное слово, и охотно исправляя их предполагаемые ошибки, Толкин не был склонен считать, что они переврали полностью всю историю только потому, что она, на первый взгляд, была лишена логики. Его задача как раз и состояла в том, чтобы вернуть утерянную логику на место. Кветлориэн в каком-то смысле представлял собой синтез этих двух тем «ночи, которая длилась целый век» и «застывшего течения реки». Толкин пишет про Хранителей, что «никто после не мог сосчитать, сколько дней и ночей пробыли они в Лориене». Но когда они наконец покинули царство эльфов, Сэм был очень озадачен при виде луны: «Луна ведь у нас одна, что в Шире, что еще где-нибудь. То ли она с пути сбилась, то ли я со счета». Он задается вопросом: «Это что же получается? Были мы в Лориене или не были? Или там время вообще не считано?» Фродо соглашается с ним и высказывает предположение о том, что там «все еще пребывает время, которое во всех остальных местах давно прошло».