Эти комментарии к слову «хоббит» соответствуют и самой сути хоббитов. Прежде всего, они представляют собой анахронизм, они в новинку для вымышленного древнего мира мира сказок и детских песенок, а также того, что им некогда предшествовало. Они до самого конца упорно сохраняют черты анахронизма курят табак (который был завезен
из Америки и о котором на древнем Севере не слыхивали) и едят картофель (который тоже был завезен из Америки и в котором отлично разбирается старый Жихарь Скромби). Сцена из главы «Кролик, тушенный с приправами» в томе «Две твердыни», в которой хоббит Сэм готовит кроликов, скучает по картошке и обещает Горлуму как-нибудь сготовить ему излюбленное кушанье англичан «рыбку с жареной картошечкой», прямо-таки кишит анахронизмами. И Толкин, разумеется, прекрасно это понимал, ведь во «Властелине колец» он заменил чужеродное слово «табак» на «трубочное зелье», вместо столь же чужеродного «картофеля» (potatoes) часто употребляет более близкое к народному слово taters (картохи), а в издании «Хоббита» 1966 года вырезал такое же неуместное слово «помидоры» вместо них в кладовой Бильбо появились «маринованные огурчики».
Однако хоббитов Толкин оставил, несмотря на то что они тоже представляют собой анахронизм, ибо в этом и состоит их основная функция. Полет творческой мысли проследить сложно если вообще возможно, и чересчур складные построения с высокой степенью вероятности оказываются ошибочными в своей складности, а то и по самой своей сути. Но можно сказать хотя, конечно, это тоже упрощенная и слишком уж складная версия, что Толкин, как и многие другие его предшественники-филологи, видел пропасть, лежащую между древней литературой (такой как «Беовульф») и ее современными аналогами, низведенными до уровня сказок (таких как «Водяной и медведь» (Der Wassermann und der Bär)), а также количественные и качественные недостатки обеих этих групп; ощущал потребность преодолеть эту пропасть не случайно его первое произведение, в котором он попытался создать эльфийскую мифологию и которое не было опубликовано, называлось «Книга утраченных сказаний»; мечтал передать в своих писательских опытах хотя бы намек на очарование и колдовскую притягательность поэтических и прозаических творений, которым он посвятил свою профессиональную жизнь, и хотел наконец перекинуть мостик между древним миром и современностью. Этим мостиком стали хоббиты. Мир, куда они нас ведут, Средиземье, это мир волшебных сказок и древних северных сказаний, предшествовавших сказкам; мир, который стал доступным и для нынешнего читателя.
Достоинства Средиземья очевидны. Его обитатели часто бросают вызов современным ценностям, демонстрируя благородство, преданность (Фили и Кили отдают жизнь за Торина, своего повелителя и брата своей матери), честность (Дайн исполняет обязательство, взятое на себя Торином, хотя тот уже мертв), умения и познания в самых разных областях. С другой стороны, Бильбо, который воплощает современные ценности, зачастую достойно отвечает на этот вызов: в глубине души, без свидетелей, он принимает решения, продиктованные чувством долга или совестью, а не заботой о богатстве и славе. Бильбо, а в его лице и читатели Толкина, понимает, что Средиземье это и его родина, и он вовсе не должен быть от нее полностью отрезан (даже если ортодоксальные специалисты по истории литературы с этим не согласны).
Наконец, можно утверждать, что толкиновское Средиземье обладает еще двумя положительными качествами эмоциональной глубиной и буйством фантазии. Первое довольно необычно для детской книжки, хотя нельзя сказать, будто в них никогда не было ничего похожего. Однако мало кто из нынешних детских писателей дерзнул бы включить в повествование сцену смерти Торина или увенчать поход героев лишь частичной победой: «уже речи не было о том, чтобы разделить сокровища», многие погибли, в том числе бессмертные, «которые могли бы жить да жить в своих лесах», герой плачет «так, что глаза покраснели». Не рискнули бы они и поднимать такие темы, как «драконова болезнь», поразившая и Торина, и бургомистра Озерного города: первый из них пострадал нравственно, от «власти богатства над его душой», а второй физически «забрал почти все золото, сбежал в Дикий Край и там умер от голода». Беспощадная свирепость Беорна, непримиримое противостояние Торина и короля эльфов, каждый из которых по-своему прав, мрачная педантичность Бэрда и даже обычная для Гэндальфа вспыльчивость все это никак не соответствует типичному представлению о том, какими должны быть положительные герои в детских книжках. Несомненно, в этом и кроется одна из причин неизменной популярности «Хоббита».
Что касается буйства фантазии, то, пожалуй, достаточно сказать, что по прочтении «Хоббита» остается ощущение, что в Средиземье есть еще много такого, о чем стоит порассказать. На обратном пути Бильбо ждало «немало трудностей и разных приключений. Все-таки дикая местность осталась дикой. В те дни кроме гоблинов там водилось много всякой нечисти».
Интересно, что это были за трудности и приключения? Весть о гибели Смога распространяется до самого Черного Леса: «Над лесом, где жили эльфы, стояли свист, щебет и стрекотание. Листва шелестела, всюду настораживались уши». Мы так и не узнаем, чьи это были уши, но у нас создается впечатление, что в Средиземье обитает еще много разных существ и происходит еще много разных событий помимо тех, что попали в наше поле зрения. Это старый прием, Толкин взял его как и многое другое из древних источников, «Беовульфа» и «Сэра Гавейна», но он по-прежнему работает.